— Мне всегда казалось странным, — вмешался Сэм, — что у французов репутация людей крайне серьезных. Будто бы они не умеют расслабляться и всегда чересчур озабочены тем, как выглядят в глазах окружающих.

— Словно им аршин в задницу вставили, подсказал Филипп.

— Ну, я этого не говорил, — усмехнулся Сэм. — А между тем большинство французов, которых я знаю, всегда не прочь повеселиться. Помню, однажды мне довелось побывать на винных аукционах в Боне, так мне за ними было не угнаться. Пейте, пойте, смейтесь? Бог мой, так они ничего другого и не делали, и так три дня подряд. И при этом все твердят о чопорности французов. Не понимаю.

Филипп уже поднял вверх указательный палец — верный знак того, что сейчас он займется просветительством.

— Это потому, — начал он, — что люди воспринимают нас по частям, потом эти части классифицируют и навешивают на них ярлыки. Конечно, мы бываем серьезными, когда речь идет о серьезных вещах: еде, деньгах или регби, например. Но ведь мы не одноклеточные, мы гораздо сложнее и полны контрастов. С одной стороны, мы крайне эгоистичны: во французском языке наиболее используемое слово — je. [20] Но при этом мы всегда вежливы и доброжелательны. Мы относимся к другим уважительно: целуемся, пожимаем руки, мужчины встают, когда к ним приближается дама, выходим из комнаты, если нам надо поговорить по мобильному телефону, чтобы не раздражать других.

У него пересохло в горле, и он сделал глоток вина.

— Мы пьем. Бог мой, еще как пьем! Но в общественных местах вы очень редко встретите пьяного. Мы одеваемся очень консервативно, но все-таки француженки первыми сняли на пляжах лифчики. Говорят, что наша нация озабочена только тремя вещами: сексом, своей ипохондрией и желудком, но поверьте мне, это далеко не так.

Он одобрительно покивал собственной речи и заодно протянул пробегающей мимо официантке опустевшую бутылку.

Элена с величайшим вниманием слушала лекцию о психологии французов и теперь в чисто галльской, как она считала, манере тоже подняла указательный палец.

— Жмут руки? Согласна. Целуются? Согласна. Вежливые? Согласна. Но скажи, что происходит с французами, как только они садятся за руль? Я в жизни не видела столько потенциальных убийц на колесах, как здесь, во Франции. В чем их проблема?

— Кто-то говорит, что все дело в joie de vivre, [21] — пожал плечами Филипп, — но у меня есть другая версия. По-моему, французским водителям просто не хватает одной руки: ведь их всего две, а надо бы три. Первая, чтобы держать сигарету и мобильник, вторая, чтобы делать оскорбительные жесты в сторону тех, кто едет слишком быстро, слишком медленно или вообще бельгиец. — Заметив недоумение на лице Элены, он объяснил: — Бельгийцы всегда ездят посредине дороги. Это всем известно. А, вот и tapas!

Следующие несколько минут прошли в приятном молчании: все трое исследовали содержимое девяти маленьких тарелочек, принюхивались, пробовали, иногда обменивали кусочек фиолетового артишока на нежнейшего моллюска, завернутого в испанскую ветчину, и обмакивали свежий хлеб в настоянное на травах оливковое масло. В некотором смысле закуски оказались идеальным первым блюдом — достаточно легкие, чтобы не перебить аппетит, и при этом острые, чтобы пробудить вкусовые рецепторы. После того как последняя тарелка опустела, разговор вновь пошел о делах.

— Тебе наверняка известно, что в конце недели планируется прием для прессы и коктейль? — обратился Сэм к Филиппу. — Ты пойдешь? Интересно, а Патримонио там будет?

— Еще бы! — закатил глаза Филипп. — Никакая сила не сможет его удержать. Это же момент его славы. Боюсь, эта старая балаболка закатит там речь длиною в час. А я, конечно, буду присутствовать, чтобы сохранить ее для потомков. Кстати, ты там встретишься со своими конкурентами и познакомишься с их проектами. — Он грустно покачал головой. — Отели, отели, отели… В наше время, похоже, строят только отели да бизнес-центры.

— А как тебе наша идея?

— Ну, подробностей я, конечно, не знаю, но все-таки надеюсь, что она победит. Ваш проект более гуманный, более цивилизованный, что ли. — Филипп задумчиво уставился в свой бокал. — Но, насколько мне известно, Уоппинг так или иначе всегда добивается своего. Побороть его будет непросто. А в том, что Патримонио примет наихудшее из возможных решений, можешь даже не сомневаться.

Элена слегка нахмурилась и поставила свой бокал на стол.

— Вы все время говорите так, словно только он принимает решение. Я понимаю, что он председатель, но ведь есть же еще и комитет. И его члены тоже имеют право голоса. Или это просто пешки, которых набрали для количества?

Филипп собрался было по старой привычке запустить пальцы в шевелюру, но вовремя вспомнил, что ее больше нет.

— Да, в комитете то ли шесть, то ли семь рядовых членов. Я точно знаю, что двое из них обязаны своим местом Патримонио, поэтому они проголосуют так, как им скажут. А насчет остальных можно только гадать. Кстати, они все будут на приеме. Постараюсь что-нибудь разузнать.

В этот момент на стол перед ними поставили главное блюдо во всей его сумеречной красе: тонкие ломтики каракатицы, покоящиеся на ложе из сверкающей черной пасты, которая называлась «волосы ангела». Рядом — нежнейший соус из козьего сыра, призванный продемонстрировать контраст фактур и вкусов, как объяснил Филипп.