Эдди Уиллерс молчал, пока они не отошли за много кварталов от радиостанции. Он внезапно остановился на безлюдной площади, где из общественных громкоговорителей, которые никто не подумал выключить, звучала передача семейной комедии — муж с женой спорили пронзительными голосами о девушках, с которыми встречается сын, — оглашая пустое вымощенное пространство, окруженное фасадами темных домов. За площадью над домами в двадцать пять этажей — в городе был такой предел этажности — светился вертикально протянувшимися точками огней небоскреб Таггертов.

Эдди остановился и указал на него дрожащим пальцем.

— Дагни! — воскликнул он, потом невольно понизил голос. — Дагни, — прошептал он, — я его знаю. Он… он работает там… там… — Эдди продолжал с невероятной беспомощностью указывать на небоскреб. — Он работает в «Таггерт Трансконтинентал»…

— Знаю, — ответила она безжизненным, монотонным голосом.

— Путевым обходчиком… Простым обходчиком…

— Знаю.

— Я общался с ним… общался несколько лет… в столовой терминала… Он задавал вопросы… всевозможные вопросы о железной дороге, и я… Господи, Дагни! Защищал я железную дорогу или помогал уничтожить ее?

— И то и другое. Ни то, ни другое. Теперь это уже неважно.

— Я готов был дать голову на отсечение, что он любит железную дорогу!

— Любит.

— Но уничтожил ее.

— Да.

Дагни подняла воротник пальто и пошла дальше навстречу ветру.

— Я общался с ним, — опять заговорил Эдди некоторое время спустя. — Его лицо… не похоже на лица других, оно… по нему видно, что он очень многое понимает… я бывал рад всякий раз, видя его там, в столовой… я просто общался с ним… вряд ли отдавал себе отчет, что он расспрашивает меня… но он задавал очень много вопросов о железной дороге и… и о тебе.

— Спрашивал он когда-нибудь, как я выгляжу, когда сплю?

— Да… Да, спрашивал, я как-то застал тебя спящей в кабинете, и когда упомянул об этом, он…

Эдди внезапно умолк, словно о чем-то догадался.

Дагни повернулась к нему в свете уличного фонаря, приподняла лицо и молча держала его на полном свету, словно в ответ и в подтверждение мысли Уиллерса.

Эдди закрыл глаза.

— О, Господи, Дагни! — прошептал он.

Они молча пошли дальше.

— Он уже ушел, так ведь? — спросил Эдди. — С терминала Таггертов?

— Эдди, — заговорила Дагни внезапно суровым голосом, — если тебе дорога его жизнь, никогда не задавай этого вопроса. Ты не хочешь, чтобы они нашли его, так ведь? Не давай им никаких наводок. Не заикайся никому о том, что знаешь его. Не пытайся выяснить, работает ли он еще на терминале.

— Ты хочешь сказать, что он по-прежнему там?

— Не знаю. Знаю только, что может быть.

— Сейчас?

— Да.

— Все еще?

— Да. Помалкивай об этом, если не хочешь его уничтожить.

— Я думаю, он ушел. И не вернется. Я не видел его с тех пор… с тех…

— С каких? — резко спросила Дагни.

— С конца мая, с того вечера, как ты уехала в Юту, помнишь? — Эдди сделал паузу, вспомнив ту встречу и полностью поняв ее значение. И с усилием сказал: — Я видел его в тот вечер. Потом уже нет… я ждал его в столовой… Он больше не появлялся.

— Думаю, он больше не покажется тебе на глаза. Только не ищи его. Не наводи справок.

— Странное дело. Я даже не знаю, какой фамилией он пользовался. Джонни…

— Джон Голт, — продолжила за него Дагни с легким, невеселым смешком. — Не заглядывай в платежную ведомость терминала. Его фамилия все еще есть там.

— Вот как? Все эти годы?

— Двенадцать лет. Вот так.

Минуту спустя Эдди сказал:

— Это ничего не доказывает, я знаю. В отделе кадров после Директивы 10-289 из платежной ведомости не убирают никаких фамилий. Если человек увольняется, они предпочитают давать его фамилию и работу своему голодающему другу, а не сообщать об этом в Объединенный комитет.

— Не расспрашивай ни кадровиков, ни кого бы то ни было. Не привлекай внимания к его имени. Если ты или я станем наводить справки о нем, кое-кто может заинтересоваться. Не ищи его. Не делай никаких шагов в этом направлении. И если случайно увидишь его, держись так, будто он тебе незнаком.

Эдди кивнул. Спустя некоторое время произнес негромким, сдавленным голосом:

— Я не выдал бы его даже ради спасения железной дороги.

— Эдди…

— Что?

— Если когда-нибудь увидишь его, скажи мне.