— Я сказал, что сделать этого нельзя.

— Вы сможете.

— Как?

— Как-нибудь. — Услышав смешок Голта, он добавил: — Почему нет? Скажите, почему?

— Хорошо, скажу. Вы хотите, чтобы я был экономическим диктатором?

— Да!

— И будете подчиняться моим распоряжениям?

— Беспрекословно!

— Тогда начните с отмены всех подоходных налогов.

— О, нет! — выкрикнул мистер Томпсон, вскочив. — На это мы не можем пойти! Это… это не сфера производства. Это сфера распределения. Как мы будем платить государственным служащим?

— Увольте своих государственных служащих.

— О, нет! Это политика! Это не экономика! Вы не можете вмешиваться в политику! Нельзя требовать всего!

Голт скрестил на подушечке ноги и устроился поудобнее в парчовом кресле.

— Хотите продолжать дискуссию? Или поняли мою позицию?

— Я только…

— Вы убедились, что у меня есть позиция?

— Послушайте, — заговорил мистер Томпсон, сев на край кресла. — Я не хочу спорить. Я не силен в дебатах. Я человек действия. Время поджимает. Я только знаю, что у вас есть разум, такого склада, какой нам необходим. Вы можете сделать все, заставить механизм работать, если захотите.

— Хорошо, отвечу вашим языком: я не хочу. Не хочу быть экономическим диктатором, даже на тот срок, чтобы издать приказ людям быть свободными, за который любой разумный человек плюнет мне в лицо, поскольку знает, что его права не должны зависеть от вашего или моего разрешения.

— Скажите, — спросил мистер Томпсон, задумчиво глядя на Голта, — чего вы добиваетесь?

— Я сказал по радио.

— Не понимаю. Вы сказали, что преследуете свой эгоистический интерес, и мне это понятно. Но что вам может быть нужно в будущем, чего вы не можете получить прямо сейчас, из наших рук, на тарелочке? Я думал, что вы — эгоист и практичный человек. Я предлагаю вам чек на все, что угодно, а вы отвечаете, что не хотите его. Почему?

— Потому что ваш чек не подкреплен фондами.

— Что?

— Потому что у вас нет ценностей, какие могли бы мне предложить.

— Я могу предложить вам все, чего вы можете пожелать. Только назовите это.

— Назовите сами.

— Хорошо, вы много говорили о богатстве. Если вам нужны деньги, то вам за три жизни не заработать того, что я могу дать вам через минуту, сию минуту, наличными. Хотите миллиард долларов, замечательный круглый миллиард?

— Что мне придется создать за него для вас?

— Нет, я имею в виду прямо из казначейства, новенькими кредитками… или… или, если хотите, золотом.

— Что мне это даст?

— Послушайте, когда страна вновь поднимется на ноги.

— Когда я поставлю ее на ноги?

— Хорошо, если вы хотите вести дела по-своему, если вам нужна власть, я гарантирую, что все мужчины, женщины и дети в стране будут подчиняться вашим указаниям и делать то, что вы хотите.

— Когда я научу их это делать?

— Если хотите чего-то для своей компании, всех тех людей, которые скрылись, работы, должностей, власти, освобождения от налогов, каких-то особых привилегий, только скажите, и они это получат.

— Когда я верну их обратно?

— Хорошо, чего же вы хотите?

— Для чего же вы мне нужны?

— Что?

— Что вы можете предложить мне такого, чего я не смогу добиться без вас?

Выражение глаз мистера Томпсона изменилось, когда он подался назад, словно загнанный в угол, но он впервые взглянул прямо на Голта и неторопливо произнес:

— Без меня вы не сможете выйти из этой комнаты.

Голт улыбнулся.

— Верно.

— Вы не сможете ничего производить. Вы можете остаться здесь голодать.

— Верно.

— Так что же, неужели не понимаете? — громкая, дружелюбная оживленность снова вернулась в голос мистера Томпсона, словно данного и понятого намека нужно было теперь благополучно избежать посредством тона. — Я могу предложить вам жизнь.

— Она не принадлежит вам, и вы не можете предлагать ее, мистер Томпсон, — негромко сказал Голт.

Что-то в его голосе заставило мистера Томпсона торопливо взглянуть на него и еще торопливее отвернуться. Улыбка Голта казалась почти кроткой.

— Вот что, — заговорил Голт, — понимаете вы, что я имел в виду, когда говорил, что ноль не может владеть закладной на жизнь? Это я должен был бы дать вам такую закладную, и я не даю. Снятие угрозы — не плата, отрицание отрицательного — не вознаграждение, удаление ваших вооруженных бандитов — не стимул, предложение не убивать меня — не ценность.

— Кто… кто говорил что-то о вашем убийстве?

— Кто говорил что-то о чем-то ином? Если бы вы не держали меня здесь под дулом пистолета, под угрозой смерти, у вас не было бы никакой возможности говорить со мной. И это все, чего можно добиться с помощью вашего пистолета. Я не плачу за устранение угроз. Не выкупаю ни у кого свою жизнь.