Можно было приклеить бороды, нарядить статистов в рясы, и — вперед. Но врать не хотелось. Аня Москвина, второй режиссер, пугала — нельзя вообще снимать такой эпизод… Это богохульство.

Я набралась нахальства и позвонила в Патриархию.

— У меня такой эпизод в сценарии. Это не противоречит?

— Нет.

— Значит, можно?.

— Можно.

— А дадите?

— Дадим.

Пришли пять священников. Красивые. Умные. Образованные.

Один окончил духовную академию, другой — завотделом проповедей в епархиальном журнале, третий — бывший капитан дальнего плаванья, четвертый — бывший инженер, отец шестерых детей, и еще один с фотоаппаратом. Шутят и отвечают на шутку

— Вы все такие красивые! Мои девушки отпали.

— Раньше надо было отпадать. Теперь поздно.

— Почему?

— Мы все женаты. А развод нам запрещен.

Мы думали, они денег за съемку не возьмут, но все же выбили им ставку для эпизодников, на всякий случай, поприличнее — аж 12 рублей на человека. Взяли. И даже больше взяли бы — если б мы им дали…

Но зато мы их не пользовали как обычных артистов, а организовали по-честному экскурсию. Я попросила настоящего сотрудника обсерватории рассказывать о настоящих звездах. Тот испугался:

— Но это же не по Библии.

— Не волнуйтесь. Участи Джордано Бруно вы избежите. Рассказывайте все как есть.

Священникам очень понравилось. Задавали много вопросов. Вели себя очень естественно в кадре — им было интересно.

Картина монтировалась тяжело. Было несколько финалов, несколько вариантов «генеральной линии» героя, было много опустошающих худсоветов, перечеркивающих предложения и оценки друг друга…

Однажды в загородной электричке — я сбежала на природу, в лес, в тишину — встретила одну умную кинокритикеКсу. И решила — вот может выйти достойное применение: пришить ее ум к моему делу… И устроила ей просмотр материала, ожидая Большого Полезного Совета.

Она посмотрела… Потом, забросив ногу за ногу, плела нечто о сорокалетних, которые хотят себя проверить, а попадают в руки девочек, а это и есть жизнь… Она как бы писала статью о картине, которой еще нет. И ничего по делу… Делать кино и писать о нем — разные-разные вещи…

На этой картине впервые встретилась в работе с каскадером Сережей Воробьевым. Потом мы с ним очень много работали, и я буду еще о нем рассказывать в связи с другими картинами. Профессионал. Придумщик. С прекрасным чувством юмора. С синими горящими талантливыми глазами.

Пришел и сказал:

— Мне нужно вот это и это.

Принесли. Он взял и попал под машину — такой был трюк. Быстро, точно. И без понтов.

Бывают такие каскадерские понты. Начинают рассказывать долгую историю, как и что они будут делать и как это сложно. И сколько коробок надо принести, и какие маты стелить, и сколько это будет стоить…

Знаю, что сложно. Знаю, что опасно. Но вы сами выбрали себе эту профессию.

Позвонил мне сочинский приятель Володя Бутылочное горлышко:

— Линишна! Как там Соломин?

— А что?

— Ну под машину же прыгал!

— Да это не он, Володя. Это каскадер.

— Вот у вас так всегда в кино. Как что страшное — так кошкодер. Слишком вы артистов балуете!

«Искренне Ваш» в отличие от других моих картин очень редко показывают по ТВ. Это обидно, но и понятно: слишком все привязано ко времени. Хотя там превосходные актеры и смешные диалоги Азерникова.

Примерно тогда же питерский режиссер Виктор Трегубович делал картину «Прохиндиада, или Бег на месте». Там был примерно такой же герой. Но все-таки другой. Нашего Пашу Добрынина одна красивая газета назвала «маленьким Фаустом». В нем были грусть, самоирония, доброта. В «Прохиндиаде» герой остался прохиндеем.

Почти в это же время вышла «Блондинка за углом». Там астроном Андрея Миронова грузил ящики в магазине, пел поясняющие фильм песни и перевоспитывал продавщицу.

«Картина “Щиро Ваш…” утворюе своеридну трилогию из стричками “Блондинка за рогом” та “Прохиндиада”»… — констатировал украинский журнал «Новины киноэкрану».

И не было практически ни одной газеты — от Москвы до самых до окраин, — которая бы, расчленяя каждую из этих картин, не объединила их для собственных умозаключений и не имела своего суждения или осуждения. Особенно строго некоторые «осветители» требовали четкой осуждающей позиции авторов по отношению к герою нашей картины.

«…Возникает вопрос, всегда ли создатели фильмов отдают себе отчет в том, где проходит граница между разоблачением зла и его невольной пропагандой?» — писала «Ульяновская правда».