Воображенные сонеты (сборник)
вернуться

Ли-Гамильтон Юджин
Шрифт:

115–117. Эльфийский конек

I
Мою кровать доставили туда, Где снег лежал подобьем зимней сказки; И карлик мне какой-то без опаски Явился у замерзшего пруда. Шесть дюймов ростом; борода седа; В мышиной шапке пепельной окраски; Два крошечных конька на опояске Висели и блестели, как слюда. Я незнакомца попросил: «Позволь Полюбоваться на твои конечки, Я раньше на катке бывал не раз. А кто ты?» — «Зимних эльфов я король. Мы летом спим в лесу поодиночке, Покуда стужа не разбудит нас».
II
«Дорожкой лунной мы идем на пруд И режем лед коньков точеным краем; Наш праздник развеселый нескончаем В часы, когда все смертные уснут. Порою из коры сплетаем жгут, Лесных мышей в салазки запрягаем И катимся; а то в снежки играем — У эльфов много сыщется причуд. Но верно ли, что ты уже не тот: Лежишь недвижно, отпрыск человечий, И больше встать не можешь на коньки? Сегодня я спешу, но через год Опять приду искать с тобою встречи, Когда наступят зимние деньки».
III
Вот с той поры серебряный конек Лежит в постели рядышком со мною; Игрушечный, едва ли в дюйм длиною, Пригодный только для эльфийских ног. Но эльфов больше нет; я одинок, И вспоминаю дни порой ночною, Когда владел ногами и спиною И мог свободно выйти на каток. Нет лучше ничего, чем без забот Поэзию кругов писать коньками По заповеди малого народца; Над головой лучистый небосвод, Испуганная щука под ногами… Катайтесь же — назавтра не придется.

118. Моей колесной кровати

Прокруста ложе, пыточная дыба, Стальная рама, дощаной хомут; Вокруг тебя кружат, как черный спрут, Немых кошмаров жуткие изгибы; Влача ступней многопудовых глыбы, Бескрылые часы едва бредут. Когда я в смерти обрету приют, Ты за труды свои не жди «спасибо». И если ты отыщешься в чулане, Нашедший спросит: что за лиходей Подобной вещью пользовался ране? От страха пред судьбой похолодей! Я верю, что страдать в твоем капкане Не будет больше нужды у людей.

119. Corso de’ Fiori

Сегодня Битва роз; сегодня имя Флоренция благое подтвердит: И воз крестьянский розами увит, И чванный экипаж украшен ими; Продлиться этой пышной пантомиме Весь долгий день, под перестук копыт, Пока бутон последний на гранит Не будет брошен в сумеречном дыме. Звучат шаги толпы разноголосой, Вдыхающей апрельский аромат, А в воздухе такая благодать, Что даже я гирляндами колеса Увить кровати жалкой был бы рад И должное, как все, весне воздать.

Corso de’ Fiori — весенний парад повозок, украшенных цветами, который проводился во многих итальянских городах.

Флоренция — итал. Firenze из лат. Florentia, т. е. «цветущая».

120. Упокоясь

Пусть буду я, как жил, когда умру, Запечатлен на мраморном покате: Недвижно распростертым на кровати, В какой меня возили по двору. Но темя не заноет поутру И боль на теле не сожмет объятий, Когда покой в посмертной благодати Опустится к колесному одру. И пусть напишут: был придавлен глыбой Он той, что направляет бег светил; Была постель ему вседневной дыбой; И он страдал, и потому творил, Но зависти не знал покойный, ибо Не метил в рай, мир бездною не мнил.

121. Орлы Тиберия

На Капри есть среди иных поверий Легенда, что привязывал к орлам, Со скал швыряя в дар морским валам, Рабов мятежных некогда Тиберий. Взлетал орел, простор крылами меря, Противясь ненавистным кандалам, Но уставал — и связанным телам Исчезнуть в море, словно в пасти зверя. Не уступай, орел моей души; Пусть тянет долу плотская обуза — Противоборствуй, крыльями маши, Покуда плод нелепого союза В болотные не рухнет камыши. Эфира с прахом нерушимы узы!

Римский император Тиберий Юлий Цезарь Август (42 до н. э. — 37 н. э.) многие годы правил империей, находясь на острове Капри или на своей вилле в Кампании.

122. Моей черепахе Хроносу

Ползущая медлительно и вяло, Ты, знаю, не откликнешься на зов, И символом бескрылости часов, Чей ход неспешен, для меня ты стала. Тебе и мне кровать да одеяло — Весь мир, где нет ни моря, ни лесов; Я здесь судьбою заперт на засов, Года идут, и душу губит жало. Но панцирь черепаший — корпус лиры, И эллины извлечь из вас могли Живое трепетание стихиры. Взлетая, звуки таяли вдали, В высотах светозарного эфира, Отвергшие бескрылие земли.