Шрифт:
Из Сити-Пойнт телеграфировал Грант: «Эта победа важнее для страны, чем выигранное сражение». Важность этой победы подчеркивалась еще и сознанием того, что сотни и тысячи солдат не могли отдать свои голоса президенту, потому что они находились на марше, в бою, или потому что законодательные собрания их штатов отказали им в праве голосовать в полевых условиях.
Вечером 10 ноября к Белому дому подошла процессия со знаменами, фонарями и транспарантами; людские волны кипели у главного входа, толпа заполнила сад, прилегавший к дому. Вновь избранный президент вышел через окно на северную галерею. Его встретил рев толпы, затихший лишь через несколько минут. Линкольн приготовился прочитать народу свою речь по рукописи. Рядом с ним стоял Хэй со свечой, свет от которой падал на страницы текста.
— Не очень изящно, — сказал Линкольн, улыбаясь, — но я становлюсь слишком стар, чтобы беспокоиться о форме выступлений.
Стоя под звездным ночным небом, Линкольн начал:
— В течение долгого времени перед нами стоял важный вопрос о том, может ли любое правительство, не очень соблюдающее свободу и права народа, быть достаточно сильным, чтобы самому удержаться у власти в период трудных испытаний. Можно сказать, что мятеж поставил республику в критическое положение… и в связи с этим выборы стали насущно необходимыми. У нас не может быть полномочного правительства без выборов, и если бы мятеж заставил нас отказаться от всенародных выборов или отсрочить их, южане вправе были бы считать, что они нас уже победили или поставили у края пропасти. Природа человека не изменится. При любом большом национальном испытании в будущем, если сравнивать людей того времени с нашими, все равно найдутся и такие же слабые и такие же сильные; такие же глупые и такие же умные; такие же плохие и такие же хорошие… Золото хорошо на своем месте; но энергичные, смелые, патриотичные люди ценнее золота…
…И в заключение я прошу вас вместе со мной воскликнуть: да здравствуют наши храбрые солдаты и матросы, их доблестные и талантливые командиры!
Раздались аплодисменты и громкие крики приветствий. Линкольн выразил в своей речи тот дух гуманизма, который он хотел бы видеть преобладающим в жизни будущего общества.
На лужайки у Белого дома вскоре легли привычные ночные тени деревьев, оград, зданий; воцарилась тишина.
В своей речи Линкольн дал ясно понять, что он предпочитает примирение, а не возмездие; он явно не хотел намеренно ранить чьи бы то ни было сердца шипами репрессий.
В день выборов Мак-Клеллан, как генерал-майор кадровой армии, подал в отставку. На освободившееся место Линкольн назначил генерала Филиппа Шеридана. Потерпев поражение на выборах, МакКлеллан готовился к поездке в Европу, где он намеревался провести несколько месяцев вдали от войны и арены американской политической борьбы.
У заокеанских либералов перевыборы Линкольна вызвали восторг. Как писал французский «Журналь де деба»: «Это первый случай, когда народ, пользующийся всеобщим избирательным правом, был призван прямо и решительно высказаться за или против продолжения тяжелой войны».
Лондонский «Спектэйтор» считал, что Север в своем большинстве ясно высказался: «Пусть лучше вся страна покроется госпиталями, пусть множатся банкроты в городах, пусть в каждой семье льют слезы над погибшими на войне, пусть материальная основа цивилизации отброшена на столетия назад — Север все же готов продолжать борьбу, но не допустить превращения свободы в химеру…»
Западные штаты, Новая Англия, крупные штаты Нью-Йорк и Пенсильвания заявили, что мистер Линкольн, «этот хитрый мужик, поставивший перед собой благородную задачу, которую он выполняет с непоколебимым упорством, выражает решимость большинства; несмотря на бесконечные обвинения в деспотизме и случающиеся изредка неудачи, несмотря на свою неотесанность и проявляемое иногда отсутствие такта, он верный выразитель интересов нации в ее борьбе на жизнь и смерть».
Телеграмма Гранта Линкольну правильно оценила обстановку. Ноябрьские выборы имели гораздо большее значение, чем победа в крупном сражении. Они дали ответ на многие вопросы. Будет ли продолжаться война? Да, и с большей решительностью, чем до сих пор. Будет ли продолжаться мобилизация военнообязанных? Да, и оппозиция военному набору не посмеет так открыто возражать против него.
На следующее утро после выборов Хэй занес в свой дневник следующее: «Ночью У. X. Л. (Уорд Хилл Лэймон) пришел в мой кабинет и затеял разговор о должности верховного судьи… Он выпил стакан виски, отказался от постели, которую я ему предложил, вышел в коридор и, завернувшись в свой плащ, улегся у дверей президента; так он и провел ночь. Это было выражением трогательной и немой преданности. У него был небольшой арсенал пистолетов и длинных охотничьих ножей, которыми он обложился. Рано утром, еще до того как я и президент проснулись, он ушел, бросив у моей двери одеяла, полученные у меня накануне».
От одной крайне левой революционной организации пришло приветствие, написанное в духе братства. Оно поступило от Центрального совета Международного товарищества рабочих, чьим знаменем был красный флаг, а кардинальной целью — свержение капиталистической системы объединением рабочих всего мира. Ведущий философ и тактик товарищества, секретарь германского отделения организации, Карл Маркс, автор «Капитала», написал письмо американскому народу, адресованное Аврааму Линкольну, президенту Соединенных Штатов:
«Милостивый государь!
Мы шлем поздравления американскому народу в связи с Вашим переизбранием огромным большинством.
Если умеренным лозунгом Вашего первого избрания было сопротивление могуществу рабовладельцев, то победный боевой клич Вашего вторичного избрания гласит: Смерть рабству!
С самого начала титанической схватки в Америке рабочие Европы инстинктивно почувствовали, что судьбы их класса связаны со звездным флагом. Разве борьба за территории, которая положила начало этой суровой эпопее, не должна была решить, будет ли девственная почва необозримых пространств предоставлена труду поселенца или опозорена поступью надсмотрщика над рабами?