Шрифт:
Лейтенант Тирадентис восстает за свободу, схвачен, казнен.
Бразилия, 1789–1792 гг.Лунин — похищение Александра I по пути из Петербурга в Царское Село.
Якушкин — выстрел в императора и в себя.
Шаховской («тигр») — захват, умерщвление царя.
В Бобруйске (Сергей Муравьев, Бестужев-Рюмин, Норов) — захват царя.
Белая Церковь (офицеры из Южного общества, переодетые в солдатские шинели) — убийство царя.
Матвей Муравьев — убийство царя, после того, как от брата Сергея долго нет писем, и Матвей решает, что Тайное общество раскрыто.
Вадковский, Свистунов — выстрел в царя из специального духового оружия.
Соединенные славяне (из Лещинского лагеря) — убийство царя в Таганроге.
Бывшие семеновские солдаты — «истребление монарха» из ружья во время смотра.
Артамон Муравьев — убийство царя в Таганроге.
Якубович — убийство Александра I в Петербурге.
Наконец, смотр 1826 года — восстание, захват, истребление царя.
Все эти и другие, менее точно обозначенные удары миновали Александра I, успевшего уйти в Таганроге, на 48-м году жизни, 19 ноября 1825 года.
«…Губернатор извещает, что приведение к присяге на верноподданническую Его Величеству императору Константину Павловичу верность будет продолжаться сего числа всяких чинов и звания людей мужеского пола, кроме казенных и крепостных помещичьих крестьян и людей, для чего после литургии все церкви будут отворены».
Такие извещения в последние дни ноября и первые декабрьские — повсеместно.
Все, кроме казенных и крепостных помещичьих «крестьян и людей»…
Придворный писатель Рафаил Зотов запишет важный разговор графа Милорадовича: «По причине отречения от престола Константина Павловича, — сказал гр. Милорадович, — государь передал наследие великому князю Николаю Павловичу. Об этом манифесты хранились в Государственном совете, в Сенате и у московского архиерея. Говорят, что некоторые из придворных и министров знали это. Разумеется, великий князь и императрица Мария Федоровна тоже знали это; но народу, войску и должностным лицам это было неизвестно. Я первый не знал этого…
— Признаюсь, граф, — возразил князь Шаховской, — я бы на вашем месте прочел сперва волю покойного императора.
— Извините, — ответил ему граф Милорадович, — корона для нас священна, и мы прежде всего должны исполнить свой долг. Прочесть бумаги всегда успеем, а присяга в верности нужнее прежде всего. Так решил и великий князь. У кого 60 000 штыков в кармане, тот может смело говорить, — заключил Милорадович, ударив себя по карману. — Разные члены Совета пробовали мне говорить и то и другое; по сам великий князь согласился на мое предложение, и присяга была произнесена; тотчас же разосланы были и бланки подорожных на имя императора Константина. Теперь от его воли будет зависеть вновь отречься, и тогда мы присягнем вместе с ним императору Николаю Павловичу».
«Эхо» 1796-го: Екатерина, Павел, Александр; Александр, Константин, Николай. Звучной и весьма мудреной элегией на греческом языке оплакивает Александра I в одной из газет сенатор Иван Матвеевич Муравьев-Апостол (тут же перевод на латинский, немецкий и русский): поэт не хочет помнить зла, мимолетной опалы, клеветы.
Мудрая Норда-царица Любовь сочетала с Психеей, Скрылась Любовь от земли, жадная светлых небес! Что же Психея? О горе! Сквозь слез улыбался ищет… Взоры парят к небесам, крылья трепещут ее.Аллегория означала: Любовь (Эрот) — Александр, который на небесах. Психея — ого супруга императрица Елизавета Алексеевна (32 года назад при их венчании Екатерина II именно так представила молодых).
Сенатор верен своим правилам — «не хочу и венца, лишь бы только я был сочинителем сей оды…»
В Василькове Черниговский полк собран для присяги, но вдруг слышит чтение приговора и видит «приготовления к постыдному наказанию виновных их товарищей». При самом начале чтения в рядах раздается ропот против полкового командира Гебеля: ведь новый государь должен дать амнистию — как же наказывать в день присяги?
Это воспоминание очевидцев было записало на каторге много лет спустя, вероятно Иваном Горбачевским (кому в Лещинском лагере Сергей Муравьев завещал составить когда-нибудь летопись событий). Двух солдат наказывают за то, что пьяные отлучились от полка и отняли у мужика два рубля серебром. «Конечно, они виноваты, но в сем случае такая строгость хуже всякого послабления… Нечаянный случай выразил сей порыв. Сергей Муравьев, человек чувствительный по своему высокому и благородному характеру, чуждый всякой жестокости, был поражен воплем жертв, терзаемых бесчеловечно свирепым палачом. Напрасно делал он усилия казаться спокойным: не будучи в состоянии выдержать сильных потрясений души, производимых сим отвратительным зрелищем, он лишился чувств и пал замертво. Офицеры и солдаты, увидя сие, все без исключения, забыв военную дисциплину, забыв присутствие строгого Гебеля, бросились к Муравьеву на помощь. Строй пришел в совершенный беспорядок, солдаты собрались в кучу около лежавшего без чувств С. Муравьева и старались возвратить его к жизни. Ни командные слова, ни угрозы не могли привести их к послушанию и восстановить порядок.
Происшествие сие еще более привязало солдат Черниговского полка к их офицерам и особенно к Муравьеву… Увлеченные гневом, они осыпали проклятиями полкового командира, правительство, и сей случай заронил в их сердце искру мщения. Присяга новому императору, произнесенная сейчас после сей ужасной экзекуции, не могла быть чистосердечна; умы и сердца были поражены жестокостью наказания и не могли вознестись к престолу вечного с обещанием умереть за…»
Здесь в рукописи воспоминаний Горбачевского было слово, неразобранное переписчиком. В другой копии читалось ясно: «…не могли… умереть за тирана». Тем более, что уже поползли слухи, сопровождающие каждую перемену царствования.