Священник вот-вот откажется от своих прежних слов, но Муравьев убеждает его и, желая успокоить, дает 200 рублей:

«Вручите сии деньги вашему семейству, они будут необходимы для него во время вашего отсутствия, между, тем будьте уверены, что ни Россия, ни я никогда не забудем ваших услуг».

Священник, не возражая больше, вместе с Муравьевым идет на площадь.

(Позже его лишат сана и дворянства, более 30 лет будет нищенствовать…)

«Священник читал громко и внятно», — утверждали офицеры, позже помогавшие составлять «летопись» событий Ивану Горбачевскому. До задних рядов, однако, слова доносились хуже…

Православный катехизис.

Во имя отца и сына и святого духа.

Вопрос. Для чего бог создал человека?

Ответ. Для того, чтобы он в него веровал, был свободен и счастлив.

Вопрос. Что значит быть свободным и счастливым?

Ответ. Без свободы нет счастья…

Вопрос. Для чего же русский народ и русское воинство несчастно?

Ответ. От того, что цари похитили у них свободу.

Вопрос. Стало быть, цари поступают вопреки воли божьей?

Ответ. Да… Христос сказал: не можете богу работать и мамоне, оттого-то русский парод и русское воинство страдают…

Вопрос. Что же святой закон наш повелевает делать русскому народу и воинству?

Ответ. Раскаяться в долгом раболепствии и, ополчась против тиранства и нечестия, поклясться: да будет всем един царь на небеси и на земле Иисус Христос.

Вопрос. Что может удержать от исполнения святого сего подвига?

Ответ. Ничто…

19 раз звучат на площади слова «царь», «цари», и сверх того пять раз — «тиран», «тиранство».

— Стало быть, бог не любит царей?

— Нет, они прокляты…

— Един наш царь должен быть Иисус Христос.

Надо «взять оружие и следовать смело за глаголющим во имя господне…

А кто отстанет, тот яко иуда-предатель, будет анафеме проклят».

Древний Васильков на речке Стугне, в котором звучали молитвы и воинские призывы еще на заре русской истории.

«В лето 6601-е (от рождества Христова 1093) пошли Святополк, Владимир (Мономах) и Ростислав к Стугне-реке и созвали дружину на совет и стали совещаться и перешли Стугну-реку, а была она переполнена водой, и вот половцы двинулись навстречу…»

Кажется, будто ожил тот язык — и снова в крестовый поход на басурман зовет новый Апостол, глаголящий во имя господне. Сергей Муравьев и Бестужев-Рюмин приготовили цитаты из Ветхого и Нового завета, которыми можно обосновать революцию, и дух древней проповеди захватывает их самих. Давно известно, что во многих великих восстаниях и походах, имевших вполне рациональные, попятные исторические причины, все же последним толчком к взрыву была не логика, а чувство, порой — мистика, даже шаманство, заставлявшие забывать доводы против, да и доводы за… И вот уж движутся тысячи крестоносцев за Петром-Пустынником, десятки тысяч немцев реформируют веру, не углубляясь в тонкости захватывающей проповеди Лютера. Показывает «царские знаки» на груди и увлекает казаков сладостным обманом Емельян Пугачев.

Зачаровывает, овладевает старшими, опытными офицерами обладающий «гипнотическим даром» зеленый подпоручик Бестужев-Рюмин; и, конечно, это он настоял на чтении Катехизиса, хотя Матвей Муравьев противился.

Солдаты Черниговского полка кричат ура Сергею Муравьеву-Апостолу, который берет слово после священника… И теперь опять предоставим слово Горбачевскому, который мог записать впечатления только одного из офицеров, стоявшего у собора в последний день 1825 года, барона Вениамина Соловьева. Много лет спустя в забайкальской каторге им представляется, что цель была достигнута: третья присяга не Константину или Николаю, по богу; сердца зажглись. И мы верим, что зажглись, по крайней мере с точки зрения штабс-капитана Соловьева.

«— Наше дело, — сказал Муравьев по окончании чтения, обратись снова к солдатам, — так велико и благородно, что не должно быть запятнано никаким принуждением, и потому кто из вас, и офицеры, и рядовые, чувствует себя неспособным к такому предприятию, тот пускай немедленно оставит ряды, он может без страха остаться в городе, если только совесть его позволит ему быть спокойным и не будет его упрекать за то, что он оставил своих товарищей на столь трудном и славном поприще, в то время как отечество требует помощи каждого из сынов своих.

Громкие восклицания заглушили последние слова С. Муравьева. Никто не оставил рядов и каждый ожидал с нетерпением минуты лететь за славою или смертью.

Между тем священник приступил к совершению молебна. Сей религиозный обряд произвел сильное впечатление. Души, возвышенные опасностью предприятия, были готовы принять священные и таинственные чувства религии, которые проникли даже в самые нечувствительные сердца».

Действие этой драматической сцены усилил неожиданный приезд молодого свитского офицера, который с восторгом бросился в объятия Сергея Ивановича. Это был младший из Муравьевых — Ипполит.