Облака были очень высоко и нам не мешали.

Летчик Николай Иванович Оленев на «дедушке» уверенно продолжал набирать высоту.

На высоте трех с половиной тысяч метров Оленев просигнализировал нам, что машина выше не пойдет.

Инженер выпустил красную ракету. Настал момент отделиться от самолета. Я заглянул в воздушную пропасть и сразу же выбросился.

В тот же момент пускаю в ход привязанный толстыми шнурами к левой руке выверенный секундомер.

Сразу же вслед за мной выпрыгнул и Евдокимов.

Подношу секундомер к глазам — прошло всего пятнадцать секунд. Ищу глазами Евдокимова и значительно выше себя вижу его сильно кувыркающимся.

Еще раз подношу секундомер к глазам — лечу сорок пять секунд. До земли еще далеко.

Начинаю делать сальто. Как можно больше прогибаю спину в пояснице и широко раскидываю ноги. Когда прекращаю сальто, падаю вниз головой и ясно различаю знакомые контуры земли.

Определяю на-глаз расстояние. Думая, что осталось не более пятисот метров, правой рукой нащупываю вытяжное кольцо, вынимаю его из карманчика и дергаю. В тот же момент останавливаю секундомер.

Сильный рывок, от которого темнеет в глазах, останавливает мое падение. Может быть на секунду-две теряю сознание. Перед глазами, в тумане, проносятся тысячи разноцветных шариков. В ушах острая режущая боль.

Опускаюсь точно в центр аэродрома. Отстегиваю парашют и долго еще не могу притти в себя. Боль в ушах не утихает.

Подъехала санитарная машина. Доктор продувает мне уши, и боль мгновенно прекращается. Тут только вспоминаю о Евдокимове — и вижу, как он на раскрытом парашюте опускается невдалеке от аэродрома.

Держа в руке свой секундомер, справляюсь у членов комиссии, сколько я падал.

— Шестьдесят две секунды.

Мой секундомер показывает шестьдесят одну с половиной секунды.

После окончательной проверки оказалось, что выбросился я из самолета на высоте трех тысяч пятисот семидесяти метров и раскрыл парашют в четырехстах метрах от земли. Таким образом, я пролетел три тысячи сто семьдесят метров за шестьдесят одну с половиной секунды.

Товарищ Евдокимов раскрыл парашют на сорок восьмой секунде. Он попал в штопорное положение и не мог выйти из него.

Я установил новый всесоюзный рекорд. Мировой рекорд в это время держал американец Меннинг, совершивший прыжок с общим падением в шестьдесят две секунды. Мой результат был всего на полсекунды меньше.

Кстати сказать, о рекорде Меннинга мы узнали с большим запозданием. Я лично о нем узнал уже после моего прыжка.

Во время затяжного прыжка я однажды вдруг почувствовал, что тело мое начало вращаться вокруг своей оси. Голова вращалась по малому кругу, а ноги описывали большой круг. Меня с огромной силой спиралью ввинчивало в воздух. Уже через несколько витков я почувствовал легкое головокружение. В ушах усиливался свист. К горлу подступала тошнота. Огромная тяжесть давила голову, и в глазах началась резь. По всему телу разлилась слабость, холодок подбирался к сердцу. Огромным напряжением воли я заставил себя очнуться и выдернуть кольцо.

Так произошло мое знакомство с плоским штопором.

Штопор в те дни был совершенно не изучен. Никто не знал, можно ли выйти из штопора, что для этого надо делать, как держать себя.

— Как только начало крутить, дергай за кольцо — иначе плохо будет, — говорили самые опытные парашютисты.

В начале штопора у парашютиста начинается головокружение, он теряет ориентировку, к горлу подступает тошнота, головокружение все усиливается, и создается опасность для жизни.

При обычных прыжках, когда парашют раскрывается тотчас же после отрыва от самолета, штопор произойти не может. Только пролетев в свободном падении сто пятьдесят — двести метров и от силы падения приобретя большую скорость, парашютист может попасть в штопор.

Свободно падающего парашютиста по мере усиления скорости постепенно тянет на спину. Центр тяжести из области грудной клетки перемещается к лопаткам. Встречные струи ветра, действуя на разную площадь большого наспинного и меньшего нагрудного запасного парашюта, заставляют парашютиста вращаться в одну сторону.

Так начинается штопор. И если парашютист во-время не выйдет из него, он, потеряв возможность ориентироваться, может погибнуть.

Штопор — враг парашютиста. Я начал думать: а нельзя ли избежать штопора? Нельзя ли научиться управлять своим телом в воздухе?

Для того чтобы выяснить это, я совершил ряд экспериментальных прыжков.

Вскоре я установил, что парашютист, прыгающий затяжным прыжком, управляя своим телом, легко может избежать попадания в штопор. Весь свободный полет — есть борьба парашютиста за удобное для него положение тела.