— Но и это не все. Коли и тебя здесь или в степи тоже будут имать, возможешь живым в руки не даться? Ты ведь тоже многое ведаешь, что для Симеона Ивановича хуже сотни наветов суздальских либо тверских.

— Не дамся, княже! — повернувшись в сторону молча внимавшего за беседой московского князя, страстно заверил юный слуга. — Сам себя заколю!

Симеон порывисто встал, обнял парня за плечи, заглянул в глаза:

— Верю! Сослужи эту службу, отрок, по-царски отблагодарю. Прокопий, ларец подай, что с зельями!

Князь достал из шкатулки перстень с зеленым камнем, молча пальцами сдвинул его в сторону и указал на бурый порошок:

— Сие прими, коли выхода не будет. Сразу отойдешь!

Он сам надел кольцо на указательный палец левой руки, притянул Андрея по-отечески и поцеловал в лоб:

— Исполать! Андрей, выдай все потребное и подбери людей. Архипа с людьми тотчас имайте. К вечеру посад к южным пристаням пригоните с припасом, пусть там их ждет. Только запомни, паря, и Ивану перескажи, коли все выйдет гладко: не на Русь вам правиться след, а вниз по реке, далее степью к Днепру и уж оттоле домой, литовскими землями. На дорогах сторожа татарские наверняка расставят, имать всех подозрительных зачнут. Округ тоже опасно, но все же…

Князь перекрестился, за ним то же самое сделали все остальные. Боярин Андрей кивком позвал своего тезку за собой и вышел из шатра.

Большая зала Кревского замка погрузилась в темноту. Ее нарушали лишь яркие языки пламени пылавшего камина да пара факелов, укрепленных рядом со столом. Двое сидели за трапезой, неспешно отрезая сочные куски вепрятины, ломая руками зажаренного громадного сазана и душистый свежий хлеб. Оба избегали хмельного, в чашах стоял добротно выброженный темный квас. Имена этих еще молодых людей уже знала и Ливония, и тевтонские рыцари, да и вся Европа! Это были сыновья Великого литовского князя Гедимина — Кейстут и Ольгерд.

На стенах отблескивали дорогие миланские и фряжские панцири, серебристая сталь каленых двуручных мечей, широкие лезвия алебард. Слуги не нарушали тишины, неслышными тенями скользя возле стола при смене блюд и долитии кубков. Хозяин Крево Ольгерд командовал ими легким движением руки.

— Полагаю, Псков теперь готов отдаться под твою длань, брат! — сделав глоток, пытливо взглянул на Ольгерда Кейстут. — Ливоны отныне долго не решатся направить коней на их земли. Вовремя славяне нас призвали!

— Да, без наших дружин рыцари б ополонились досыта. А псковичи давно уже Литве кланяются. Ты же видел, никто на вече голоса не подал против того, чтоб я сына своего Андрея княжить в городе оставил. Теперь главное на этих рубежах — Новгород под себя склонить! Там гордыня, там все труднее будет. Но им все равно к кому-то прислоняться надо будет, к Московии или к Литве. Одних их ливоны с тевтонами рано или поздно замнут!

— Если б мы этим псам-рыцарям пятки не поджаривали, а они на нас силы свои не тратили — то да, — кивнул Кейстут. — Но ведь мы же им дальше спокойно жить не дадим, брат? Нечего кресту в наших лесах править!

Тут рыцарь осекся и посмотрел на Ольгерда. Тот усмехнулся:

— Тевтоны римского святителя славят. Я же православный, брат! И потом… вера нужна, чтобы помогать достигать своих целей, верно? Вот согласись ты Литву крестить вместе со Жмудью — тогда б и крестоносцам рядом с нами оставаться не след!

— Это если нас ксендзы и аббаты окрестят! Твою веру рыцари также ересью считают, на которую меч поднять не грех. Нет, мои богини — Сауле и Дейва, мой храм — Перкунос! Я тоже крест несу, брат, но это Крест Марии, а не Христа. Таким меня вайделот принял, таким я в Светлый Ирий уйду. Довольно об этом, нам ведь наши веры жить не мешают, нам править надо! Так что скажешь насчет похода на север?

Ольгерд отрезал большой кус мяса и неторопливо его пережевал. Глазами при этом он избегал взгляда брата.

— Меня больше восток влечет, — наконец проговорил он. — Русские княжества слабы, там земля втуне лежит! Туда надо расширяться, брат, там просторы! На север дальше моря не уйдешь…

Теперь задумался Кейстут.

— Тоже верно! И юг также зовет. Но… оставь мы Литву без заслона с севера, можем своих исконных отчин лишиться!

— Давно хотел предложить тебе, брат! Давай меж собою договор заключим и на мечах своих поклянемся: никогда вражды меж собою не сеять, все, что приобрели — поровну делить, детей брата почитать как своих.

— Да будет так, брат!

Два рослых князя-воина поднялись со своих мест, скрестили лезвия мечей, потом поцеловали их.

— Отцу об этом скажем?

— Отец нам всем семерым верит как самому себе. Оттого земли Литвы меж нами и поделил, не боясь, что, подобно русичам, грызть друг друга станем. Братьям тоже знать не обязательно. Пусть это будет наш с тобою тайный сговор.

Князья завершили трапезу, подошли к окну. Безбрежное зеленое море простиралось пред ними. Пуща заполняла все горизонты, не оставляя места ни полям, ни лугам. Она давала литвинам все: пищу и кров, защиту и тепло. Чужака пуща пугала и отторгала, свой же чувствовал себя под зеленым кровом как рыба в родной воде. Оттого и встала Степь на лесных пределах Литвы в свое время, не имея желания тратить силы и кровь своих туменов в неуютных и непривычных местах.