Шрифт:
…………………………………………………………………………………………………………………………… …………………………………………………………………
– Теперь, друг мой, ты станешь меня презирать, ты оттолкнешь меня, ты уже не захочешь взять в жены девушку без чести, неверную долгу.
– Не говори так, Аполлина, ты меня обижаешь. Верно ты считаешь меня совершеннейшим подлецом. Чтобы я тебя обманул! Нет, никогда! Это еще больше возвышает тебя в моих глазах.
– Ты меня еще любишь?
– И буду любить вечно.
– Но твой голос вдруг изменился, о небо! Ты ли это, Бертолен? О, я безумная… Какое роковое предчувствие!.. Неужели я обманулась!.. Это ты, Бертолен? Отвечай! Умоляю тебя, говори же, это ты, Бертолен? Это ты?… Дай мне потрогать твое лицо. У Бертолена нет бороды! Боже мой, неужели меня обманули?
– Красотка, – сказал тогда загадочный незнакомец полным голосом, – мораль этого та, что не следует принимать любовников без свечей.
Услыхав незнакомый голос, Аполлина замертво упала на пол.
Это был глубокий обморок. Придя в себя, она собралась с силами и едва слышно подползла к окну; скользнувший в комнату лунный луч осветил голову мужчины, спавшего в кресле крепким сном. Вся дрожа, Аполлина впилась в него глазами: он был в черном и сидел, опустив бледное лицо, на которое спадали рыжие волосы. У него были впалые глаза, длинный острый нос, щеки окаймлены рыжими бакенбардами, срезанными под углом скобкой.
«Кто этот человек? – спрашивала себя несчастная. – Какой же негодяй Бертолен, это он подстроил мне весь этот ужас!.. Кому же после этого верить? Ах! Как это чудовищно – учинить подобный обман!».
На груди у незнакомца она нащупала бумажник; она бы отдала все на свете, чтобы завладеть им, надеясь изобличить таким образом своего соблазнителя; но это было невозможно; фрак его был застегнут на все пуговицы.
В смертельной тоске она проклинала Бертолена и бога.
Наконец, изнемогая от горя и отчаянья, она свернулась на увлажненном слезами полу и забылась сном.
Когда она проснулась, солнце светило вовсю. Кресло опустело; она была одна, с глазу на глаз со своим позором.
III
Mater dolorosa [79]
Днем к Аполлине пришел привратник; он потихоньку вручил ей кошелек с деньгами, который оставил ему Бертолен, опасавшийся, чтобы несчастная девушка не погибла от нужды до его возвращения.
– От кого это? – спросила Аполлина.
– Знать не знаю, сударыня, какой-то незнакомый человек велел передать вам это и ничего больше не сказал.
79
Скорбящая матерь (лат.)
– Верните эти деньги.
– Не могу никак. Велено передать девице Аполлине.
– Верните, говорю вам!
Старик-привратник был озадачен. Гордая благородная девушка решительно отказывалась от денег, заподозрив в душе, что это плата за бесчестье и что ночной посетитель рассчитывался с ней, чтобы тем еще больнее оскорбить ее и унизить.
Но привратник, пробормотав извинения, оставил кошелек на столе и поспешно удалился.
Весь день Аполлина была в напряженном ожидании. Она все прислушивалась, не донесется ли снизу из квартиры Бертолена какой-нибудь шум, стук шагов, передвигаемой мебели, открывающихся дверей или окон, но напрасно. Несколько дней подряд прислушивалась она к каждому шороху, но так ничего и не услыхала. Наконец, она даже отважилась однажды вечером спуститься и постучать; никакого ответа: Бертолен увез с собой слуг.
Дело становилось еще запутанней, и бедная Аполлина совсем потеряла голову: – Может быть, он съехал с квартиры, – говорила она себе, – но я бы услыхала; может быть, он уехал совсем из Парижа? А накануне отъезда устроил в сообществе с кем-нибудь из приятелей эту гнусную проделку… О, нет! Это невозможно. Это значило бы, что он лжец и негодяй. Нет, нет. Бертолен чуток, правдив. Кто мне все это разъяснит? – В своей растерянности она доходила до сомнения в себе самой и спрашивала себя, уж не обманули ли ее глаза в потемках и не был ли это сам Бертолен, причудившийся чужим ее больному воображению. – И все же то были не его черты; мне не померещилось; все же это был не его голос, не его обхождение, всегда такое изысканное. О, нет! То был не он!
Около недели спустя Аполлина получила письмо со штемпелем Монблана; оно было от Бертолена, и вот что в нем было написано:
«Простите, прелестная моя невеста, что я уехал не перецеловав ваши ручки; мне хотелось избавить нас обоих от тягостного прощанья. Вызванный в префектуру Монблана, я поехал, чтобы вступить во владение своим царством. Надеюсь примчаться к вам раньше, чем через две недели, чтобы мы могли потихоньку обвенчаться и тотчас же приехать сюда, где, по-моему, вам должно понравиться. Вы, разумеется, не отвергли по неуместной гордости небольшую сумму, которую должно было вам передать неизвестное вам лицо; вы – моя супруга, и меня бы мучило сознание, что вы испытываете лишения».
Письмо это лишь усугубило терзания Аполлины; после стольких сердечных заверений она уже не решалась обвинить Бертолена в черном вероломстве; и, однако, в назначенный час свидания другой, осведомленный обо всем человек явился его именем совершить над нею насилие. Непроницаемая тайна! Самым допустимым объяснением было то, что записка ее по ошибке попала в чужие руки.
Через некоторое время после первого письма Бертолена она получила второе, в котором тот сообщал, что, будучи перегружен непредвиденной работой, вынужден отложить свой приезд.