Ближайшие поалы шарахнулись. А колдуна будто ветром сдуло.

Не надо меня сейчас доставать. Мне и так мерзко и противно. Как называют того, кто знал, но не помешал? Пособником или соучастником? Сообрази я раньше, что к чему, и, может, не пришлось бы везти труп, чтобы сжечь его на привале.

Придется теперь обо всем странном, чего увижу, болтать не переставая. Уж лучше пусть считают придурком с недержанием речи, чем пособником смерти.

Ну не умею я воскрешать таких мертвых. Не учили меня…

«Слуга смерти», надо же… совсем по-другому звучит, чем «ларт». Обиднее.

Да, мал рыжий клоп, а кусается больно.

Вечером Марла ко мне не пришла. И Малек прятался где-то. С вечера и до утра. Вот идиот. О голодном хозяине думать надо, а не о всяких извращениях. Что я и сказал пацану. Почти слово в слово. Утром. Как он удивился!

Меня что, сексуальным маньяком здесь считают или как?

– Еще раз без ужина меня оставишь, я Кранта понадкусываю. А он тебе утром «спасибо» скажет. Сколько раз захочет, столько и скажет. Понял?

– Да, господин.

– Где мой завтрак?

– Несу, господин. Подожди… – И убежал.

– Нутер…

– Да, Крант.

– Я твой сберегатель. Но не корм. – Внушительно он это сказал – я проникся.

– Знаю, что не корм. А Малек этого не знает. Или ты хочешь сказать ему?

– Он твой слуга, не мой.

– Вот и ладушки. Но пока он не принес чего пожрать, держись от меня подальше. Очень уж аппетитно ты выглядишь сегодня.

– Ты тоже… господин, – острозубо улыбнулся Крант.

Но на пару шагов отошел.

Заметка на будущее: не шутить с нортором на кулинарные темы.

А вот и Малек. С узелком и кувшином. Интересно, чего у него в узле?

– Кажется, здесь недавно много умирали.

– С чего ты взял, хозяин?

Так уж у нас повелось. Если я изрекаю какую-то глупость, то разговаривает со мной Малек. А остальные делают вид, что ничего не слышат. Но при этом держат ушки на макушке. Дерьмовый из меня провидец получился. Типа Кассандры. Только дерьмовые ситуации и предвижу. Да и то иногда. А таких «Кассандр» в любом мире не очень любят. Вернее, очень не… Меня вроде пока терпят. Так ведь и проблем больших от меня пока не было.

Второй раз про туфорное солнце я вовремя сказал. Обошлось без трупов.

– С чего взял, спрашиваешь? А ты мужиков здесь видишь?

Лично я успел заметить только одного. Который мужиком станет лет через десять. Если доживет, понятное дело. Мамаша сгребла его в охапку, и ходу! Только пятки из-под юбки мелькнули. А вот бабы, что возле колодца стояли, те прятаться не стали. Умолкли только да к нам приглядываться начали. С повышенным вниманием.

– Есть народы, где мужи выходят из дома после заката.

А вот этого я не знал. Но «зачем, почему и где» – это я потом спрашивать буду. Не время сейчас для лекций. Мы скоро с Охранными Столбами поравняемся, а на душе у меня уже муторно и гадко.

Так я возле реанимации себя чувствую. Или в отделении безнадежных. За долгие годы стены там много чего впитали. В основном боль и смерть. Вот и фонит эта «остаточная радиация», разрушает нестарое вроде здание. А почему еще в больницах так часто ремонт делают? Это ведь не школа, где энергия бьет ключом, и слабые предметы не выдерживают. В больницу народ идет, как правило, хилый, замордованный хворями и заботами, но с таким запасом негатива, что и египетскую пирамиду развалить хватит. А ведь тогда умели строить. На века. А какая из наших больниц простояла сотню лет, да еще без капремонта? То-то же. И людей раньше делали с неслабым запасом прочности. Разве культурист наших дней сможет махать мечом от рассвета и до заката? Не свалиться потом от ран и потери крови, добраться домой, а недели через две встать с постели?.. Здоровым! И это без всяких антибиотиков, современной хирургии и восстановительной терапии.

Блин, будто люди другой породы тогда жили!

А может, все дело в том, что болели у себя дома?.. И все домочадцы желали здоровья хворому. А если и умирал кто, так в этом же доме кто-то и рождался. В самое ближайшее время. Вот и получалось, что боль компенсировалась радостью, а смерть – рождением.

Не знаю, чего меня потянуло на эту заумь. Но глянул на беременных у колодца, и такие вот мысли в башке зашевелились. Другого, блин, времени найти не могли!.. Или башки другой.

– Жен возле воды видишь?

– Вижу, – отвечает Малек.

– И сколько из них с брюхом? – Пришлось показать рукой, чтобы пацан понял. Хоть и плохая примета показывать на себе. Малек смешно зашевелил губами. Еще бы пальцы загибать начал, математик!..

– Шесть. Нет, семь! – тут же поправил он себя.

– Правильно. Семь. Из одиннадцати. Не удивлюсь, если остальные тоже с начинкой. По крайней мере те две, что помоложе.

Малек еще раз глянул на сборище у колодца, потом на меня.

– Ну и что? – Он все равно не понял. Ладно, объясним популярнее.