В следующий миг меч вылетел из руки барона, выбитый сильным ударом. Немец схватился за кинжал на поясе, но не успел вынуть его из ножен. Клинок Бедослава вонзился ливонцу в горло. Барон почувствовал резкую боль и внезапную нехватку воздуха, его рот наполнился теплой соленой кровью. Свет померк в глазах ливонца.

Бедослав стоял, устало опираясь на меч и глядя, как его соратники стаскивают с убитого им немца шлем, щит и доспехи. Лицо убитого рыцаря показалось Бедославу знакомым. Он склонился над безжизненным врагом и невольно усмехнулся, вспомнив, как собственноручно вынудил этого бесстрашного рыцаря стать невольным помощником русичей при захвате ими Копорской крепости.

Герман фон Буксгевден пребывал в стане крестоносцев на западном берегу Чудского озера. Вместе с епископом здесь находились несколько священников из Дорпата и Вендена, слуги, конюхи и стражники, несшие караул у шатров знатных ливонцев и возле обоза.

Когда в стане появились первые беглецы со стороны восточного берега, то епископ и его свита поначалу решили, что это гонцы с известием о победе крестоносного воинства над полками Александра Невского. Однако многочисленность этих людей, усталых и угрюмых, их неразговорчивость, а порой и просто вызывающая грубость дали понять епископу и его окружению, что на том берегу Чудского озера случилось что-то ужасное и непоправимое.

Среди первой волны беглецов было очень мало немцев, в основном это были крещеные эсты. Не задерживаясь в ливонском стане, эсты спешили дальше, попутно стараясь поживиться хоть чем-нибудь в шатрах и обозе крестоносцев. Эстов было очень много, поэтому два десятка ливонских стражников не могли помешать им врываться в шатры и копаться в поклаже обозных саней.

Кое-кто из эстов даже попытался проникнуть в шатер самого епископа. Тут уж пришлось вмешаться самому епископу и окружавшим его священникам.

Герман фон Буксгевден попытался загородить своим дородным телом, облаченным в роскошную епископскую сутану, вход в шатер, расшитый золотыми крылатыми ангелами на голубом фоне.

– Дети мои, не кощунствуйте перед лицом пастыря божьего, присланного сюда самим папой римским! – воскликнул епископ, раскинув руки в стороны. – Не черните души свои хищением святого имущества! Господь не простит вам этого!..

Эсты остановились у входа в шатер, взирая на епископа кто с робостью, кто с подобострастием. Священники в черных рясах с капюшонами хватали эстов за руки и с мягкой настойчивостью пытались оттеснить их подальше от своего патрона.

Неожиданно из толпы эстов вышли два князя, белобрысые и голубоглазые, в замшевых мягких куртках почти до колен и таких же штанах, заправленных в короткие сапоги. На обоих поверх курток были надеты кольчуги, на поясах висели мечи. Шапки на князьях были оторочены пушистым песцовым мехом. Это были двоюродные братья Лаури и Ойва. Они приняли обряд крещения всего два года тому назад, а до этого не раз участвовали в мятежах против крестоносцев.

– Хватит каркать, святой отец! – грубо промолвил Ойва и сорвал с шеи епископа золотую цепь с крестом. – Ты плохо молился своему богу, который помог русичам, а не нам! Твои братья-рыцари разбиты в пух и прах!

– Русичи скоро будут здесь, уж они-то возьмут все, что пожелают! – вставил Лаури с дерзкой усмешкой. – Так не лучше ли, святые отцы, чтобы ваше добро досталось нам, вашим союзникам, нежели новгородцам.

Кивнув своим воинам, Лаури отпихнул от себя двух священников и первым вбежал в епископский шатер. За ним последовал его брат Ойва и также вся толпа эстонских ратников. Эсты в несколько мгновений опустошили сундук с казной и сундуки с одеждой, посудой и серебряными церковными предметами. Они выбегали из шатра, вырывая из рук друг у друга потиры, подсвечники и золототканые ризы, смеясь при этом, как дети.

Герман фон Буксгевден с убитым видом брел по лагерю, где хозяйничали эсты, продолжая вглядываться в линию горизонта на востоке, не желая верить в услышанное от эстонских князей. Эти язычники всегда были ненадежны! Сегодня они низко кланяются тебе, а завтра всадят нож в спину!

Эсты ушли из лагеря, забрав всех обозных лошадей.

Не прошло и получаса, как в стан группами и в одиночку стали прибывать даны. Многие из них были изранены, многие без оружия.

Увидев герцога Абеля верхом на взмыленном коне, епископ бросился к нему, забыв о своем возрасте и сане. Он тряс герцога за ногу, обтянутую защитной кольчужной штаниной, и требовал рассказать всю правду о случившемся сражении. Неужели русичи победили?

– К сожалению, худшее случилось! – чуть хриплым голосом ответил Абель, не снимая рогатого шлема, на котором виднелись вмятины от ударов вражеской палицы. – Я потерял много людей. Не знаю, что случилось с герцогом Каунтом. Он либо отстал, либо убит.

Не отвечая на новые вопросы епископа, Абель дал шпоры коню и умчался в сторону леса, куда уже скрылись толпы эстов и теперь спешили даны, неся на себе печать тяжелого поражения.

Священники, окружив епископа, говорили ему о том, что в стане оставаться опасно, лучше скрыться в лесу. Но Герман фон Буксгевден не желал их слушать. Он должен дождаться возвращения ливонского войска. Разве он сможет вернуться в Дорпат без своего горячо любимого племянника? Пусть братья-рыцари потерпели поражение, но не могли же они погибнуть в сече все до одного!