Бирон без церемоний протянул Григорию руку:

— Если будет в чем нужда, обращайся сразу ко мне. Я друг твоего брата, а значит, и твой друг.

— Спаси тя бог за ласку, светлейший герцог, — поклонился Григорий, а затем поклонился брату. — Прощай, брат. Пора мне

— Прощай, — кивнул Акинфий.

— Вы, русские, холодны, как ваша зима, — улыбнулся Бирон. — Хоть бы обнялись на прощание.

— Чай, не на войну расстаемся, — усмехнулся Акинфий.

— Просим к нам, светлейший герцог великой Курляндии! — крикнул один из офицеров-иемцев, сидевших за другим столом.

— Благодарю, мой Ульрих, — Бирон прижал руку к сердцу. — Не могу. Деловое свидание! — И тут же продолжил по-немецки — У молодого русского письмо. Задержите.

— Сле-щая буквица… — хрипло забормотал учитель, спавший за столом неподалеку от курляндцев. — Сле-щая — «лю-ди-и-и»! — истошно заорал он и, открыв один глаз, захохотал. — Какие же это люди? — Что — черти! Ксюшка-а, ты где?

— Ах, ты! — Акинфий вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. — Ключи Гришке забыл отдать! Прости, герцог! — И он бросился догонять брата.

Курляндцы торопливо поднимались следом, заспешили к выходу.

— А-ах, Ксю-ушка! Вот ты где, стервь! — орал инвалид. — С иноземцами винище хлещешь, а мной требуешь!

Ои крепко ухватил ее за косы, Ксюшка взвизгнула. Курляндцы бросились выручать «даму», завязалась драка.

— Идиоты, — поморщился Бирон.

Полетел на пол один офицер, рухнул второй, тяжеленный стул полетел в голову инвалида, но тот пригнулся, и стул ударил в стену. В кабак вернулся Акинфий, улыбнулся.

— Кончайте скорей с этим сумасшедшим, Ульрих! — крикнул по-немецки Бирон. — Догоняйте молодого!

У Ульриха из носа текла кровь. Он выхватил из ножен шпагу, и не сдобровать бы инвалиду, если б Акинфий не успел выбить шпагу из руки курляндца. А потом Акинфий шагнул к инвалиду и сильным ударом свалил его с ног. Тот упал в угол и тут же захрапел, раскинув руки.

… Группа курляндцев, гомоня, вывалилась на крыльцо. Крытый возок с Григорием давно миновал ворота и черной точкой мелькал на заснеженной дороге. Курляндцы торопливо отвязывали коней, прыгали в сёдла…

Бирон и Акинфий медленно вышли из кабака, поднялись на второй этаж, где были нумера для постояльцев. Акинфий пропустил в комнату Бирона, плотно прикрыл дверь.

— Я привез, сколь обещал.

— В твоих рублях? — усмехнулся Бирон.

— В гульденах. Золотом…

Бирон, не скрывая удивления, наблюдал, как Акинфий вытянул из-под кровати и грохнул на стол толстый кожаный мешок. Мешок лопнул от удара, и на стол брызнули струей золотые монеты.

Все пятьдесят тысяч… в гульденах?

— Семьдесят, — отвечал Акинфий. — Ты же семьдесят просил?

— Да, да, — несколько сконфузился герцог. — Семьдесят—

— К тебе дело есть, герцог. Для империи выгодное. — Акинфий платком вытер губы. — По России множество народа не платит подушной подати.

— Да, — подтвердил Бирон, — недоимки — это ужасно…

— Сколько тебе хлопот от этих недоимок. Людей на дыбе пытать, плетьми драть… Берусь за всю Россию подушную подать платить! Сдавать ее тебе буду лично, герцог.

— Что взамен? — серьезно и по-деловому спросил Бирон.

— Упроси государыню, чтоб отдала по империи все соляные варницы да соляные рудники. И цену на соль я сам назначать буду. Не бойся, до соляного бунта не допущу.

— Надо подумать, — сказал Бирон.

Всадники нахлестывали коней. Снег летел из-под копыт. Они медленно настигали возок, кативший по дороге…

— И все же, Демидов, ты чеканишь фальшивую монету, — говорил Бирон. — А за это — наказание страшное.

— Сильно фальшивую? — неожиданно спросил Акинфий.

— Не понимаю…

— Я говорю, в монетах много серебра не хватает?

— Да нет, — смешался Бирон. — Серебра в них даже больше.

— Тогда какие ж они фальшивые?!

Курляндцы настигли возок, окружили. Полетел с козлов возница. Из распахнутой дверцы выволокли Григория.

— Есть, мой друг, указы государя Петра, — продолжал Бирон. — Утаивание драгоценных рудников грозит смертью. Так что открыл бы рудник, Акинфий Никитич. Одному мне. Я бы это серебро в интересах империи… И только половину.

— Ложные доносы герцог, — скучным голосом отвечал Акинфий. — И в глаза никакого серебряного рудника не видел.

— Лучше, Демидов, отдать половину, чем… поплатиться всем.

— Я бы отдал, герцог, — развел руками Акинфий. — Только где она, эта половина?

А на Урале готовились принимать плавку из новой домны. Надрывались подмастерья, раздувая громадные мехи, обливались потом.

Старый мастер Гудилин, покусывая ус, выжидал. Подошел швед Стренберг с сыном. Гудилин недовольно покосился на них, буркнул: