В результате скорость у самолета заметно упала, и я начал отставать от группы. Выжал из мотора все, что можно, но догнать ее не мог. Сеничкин шел на полном газу. Видимо, стремился скорее выйти на цель, отработать по ней и быстрее унести ноги. И тут появились те, кого нам меньше всего хотелось встретить. На встречном курсе под нами проскакивает четверка Ме-109. Проходят секунды. Вслед за ними в том же направлении и на той же высоте проносится восьмерка ФВ-190, за ней вторая. На восток лететь некуда – там плохая погода. Сейчас они сделают разворот и пойдут в атаку. Двадцать истребителей против троих. Что от нас останется? Как говорится, пух и перья. И первой жертвой буду я. Плетусь метрах в трехстах от пары Сеничкина.

Слышу, как заработал Федин пулемет. Значит, истребители где-то рядом. Стараюсь не мешать Федору. Жду появления трасс «эрликонов». Вижу, как Сеничкин с Ершовым вводят машины в пикирование и бросают бомбы. Атакую цель и я. В это время ведущая пара уже выходит с разворотом из пике. Зная, что у меня бомбы со взрывателями замедленного действия, решил пикировать на цель почти до самой земли, но тут увидел, что Сеничкин быстро уходит. Боясь отстать от них, принимаю другое решение. После сброса бомб пускаю РСы и тут же открываю огонь из пушек и пулеметов. Во время пикирования замечаю, как откуда-то из-под меня выскочили две пары «фоккеров» и понеслись в сторону Сеничкина. На выводе из пикирования начинаю доворачивать машину в их сторону, пытаясь прикрыть его и Ершова от «фоккеров».

В этот момент слышу резкий удар по броне и тут же чувствую левой ногой леденящую струю бензина. Его капли мгновенно распространяются по всей кабине. Бензин попадает в глаза. От резкой нестерпимой боли машинально прикрываю их. В таких случаях пользуются летными очками, но у меня их нет. У старых разбилось стекло, а новых на складе нет. С секунды на секунду жду пожара. Для возгорания бензина достаточно малейшей искры. В любой момент газы из выхлопных патрубков мотора могут при открытом фонаре влететь в кабину.

Бензин дает о себе знать всему телу, особенно левой ноге. Она буквально стынет и немеет от холода. Ощущение примерно такое, какое испытывает человек, окунувший в жаркий летний день руку или ногу в холодный родник. Пока самолет не вспыхнул, надо немедленно прыгать, иначе будет поздно – сгорим. Ведь все насквозь пропиталось бензином. Тут я вспомнил, что еще не полностью вывел самолет из пикирования. Но прежде чем потянуть ручку на себя, решил попытаться открыть глаза и посмотреть, сколько осталось до земли.

Вижу, что самолет уже вышел из пикирования. Высота – 30–40 метров. Бросаю взгляд влево и сам себе не верю: крыло в крыло, чуть не касаясь моей машины, словно прилипший, летит Ме-109 серого цвета. Немецкий летчик, показавшийся мне рыжим, увидев, что я повернул голову в его сторону, поднял руку вверх, показал один палец, а затем этой же рукой сделал жест, будто затягивает петлю. Я понял, что сейчас он меня добьет. В ответ махнул рукой, дескать, добивай, все равно один конец, сопротивляться не могу. Не знаю, понял ли он мой жест, но, конечно, видел его. А что означал его поднятый вверх палец, я понял только, когда оказался дома единственным из группы.

Все происходившее казалось мне неестественным. «Уж не сон ли это?» – мелькнуло в голове. Как известно, Буратино из книжки «Золотой ключик», попадая в различные переплеты и желая убедиться – жив он или нет, дергал себя за нос. То же самое сделал и я, убедившись, что это не сон. Мой самолет уже брил над самыми макушками деревьев. Тут я увидел, что приближаюсь к той самой просеке, которая однажды уже спасла меня. Очень плавно, чтобы не вылетали искры из патрубков мотора, стал прибирать газ. Ме-109, видя, что я продолжаю снижаться, резко отвалил с набором высоты влево. Я сразу же его потерял, да в тот момент он меня и не особо интересовал: больше думал о том, где буду падать.

Зная об утечке топлива, жду остановки мотора, но он пока работает. Может, в баках еще осталось немного топлива? Бросаю взгляд на топливомер. Однако ни его, ни других приборов не вижу. Приборная доска, как и все остальное в кабине, покрылась инеем, образовавшимся при испарении распыленного по кабине бензина и частиц воды. Налет смахнул рукой. Стрелка нижнего топливного бака находится около цифры 300. Порядок! Трех сотен литров вполне хватит, чтобы долететь до дома. Только бы машина не загорелась.

Спрашиваю Федю: «Чего молчишь? Где «мессер», где остальные истребители?» – «Никого не вижу и не знаю, куда все делись. Сильно лил бензин. Не мог смотреть. Спрятал голову в воротник комбинезона». Слышимость по СПУ была намного лучше и чище, чем обычно. Видно, бензин хорошо промыл все оборудование. Над самой землей пересекаю линию фронта и снова попадаю в муру. Погода здесь стоит прежняя, и это меня успокаивает. Истребители противника уже вряд ли встретятся. На подходе к аэродрому действие бензина стало ощущаться еще сильнее. Левая нога совсем закоченела, тело стало неприятно зудеть. Больше всего напоминали о себе шея и пах. Сеничкина и Ершова я больше не видел. Несмотря на отсутствие одного колеса, приземлился я удачно.