– Сколько? – спросил Виктор.

– Сто восемьдесят, хозяин. Невероятно. Наверное, здесь ошибка. Она потеряла сознание, начались судороги. Мы убиваем ее…

– Отлично! – Виктор удовлетворенно щелкнул языком. – Девочка начинает адаптироваться. Сто восемьдесят, конечно, мало, нужно как минимум двести пятьдесят. Давай новый анализ! Делай анализ каждые тридцать секунд!

– Двести двадцать.

– Не ври, – усмехнулся Виктор, глянув на монитор, – почти двести тридцать.

– Но она же в коме! Что толку от этих цифр?

– Она не в коме. Она только потеряла сознание… слегка отрубилась. Может, и к лучшему. Она дышит, понял, дурень? Ты бы там давно уже окочурился, а она дышит.

– Но мозг… Что с ее мозгом?

– Скоро узнаем. Смотри, Тутмес, уже двести восемьдесят! Обалдеть! – Виктор стукнул кулаком по коленке.

Не просто цифры. Сто процентов – нормальное насыщение эритроцитов кислородом. Теперь уже – под триста процентов. Красные клетки Лины вобрали в себя в три раза больше живительного элемента, чем им было положено природой. Шанс. У девочки появился шанс. У ее тела. Тело, вероятно, выживет. Дай Бог, чтоб не вышибло мозги… Впрочем, для первого эксперимента это вторично.

– Триста шестьдесят процентов, хозяин!

Лина открыла глаза.

– Хозяин, пульс падает. Боже, Боже…

– Лина, ты слышишь меня? – сказал Виктор, наклонившись к микрофону. – Как дела, малыш?

– Скотина, – слабый шепот, усиленный аппаратурой. – Какая же ты скотина, Вик.

– Так-то вот, – Виктор повернулся к Тутмесу. – Как видишь, мозги на месте. Девочка ругается. Зря ты потел, дружок.

– Тутмес, Тутмес, – хриплое клокотание в динамиках. – Забери меня отсюда. Скажи Вику… Здесь нечем дышать…

– Не ври, – сказал Виктор. – Тебе есть чем. Пять с половиной процентов кислорода. Как на Мирте. Ты научилась дышать таким воздухом. Я не сомневался, что научишься.

– Вик, пожалуйста… Выпусти…

– Не спеши, – сказал Виктор. Встал с кресла, сладко потянулся всем телом, с удовольствием подумал о том, что через два часа – концерт Большого Мадридского, с самим Хорхе Линаресом во главе. Сегодня Виктор заслужил право на незамутненное удовольствие. – Не спеши, Лина. Ты же не хочешь, чтобы земной воздух спалил твои нежные легкие? Все должно идти в соответствии с планом.

И уже выходя из лаборатории, поймал обжигающий, ненавидящий взгляд Тутмеса.

– Как тебе эта зверюга? – спросил Виктор Дельгадо.

– Отвратная бестия, – сказала Лина. – Морда – страшнее не бывает. Чем она питается? Человеческими младенцами?

– Как ты знаешь, человечина на Стансе встречается крайне редко, – ответил Виктор. – Впрочем, для нас это не важно. Важно другое – то, как она двигается.

– И как же она двигается?

– Быстро двигается.

– Подумаешь, – Лина пожала плечами. – Мало ли кто быстро двигается…

– Зверюга называется пальцеглаз, – пояснил Виктор. – В ее мышцах, как и у нас, имеются белые и красные мышечные волокна – соответственно, медленные и быстрые. Особенность состоит в том, что у пальцеглаза есть своеобразный переключатель режимов движения. В момент охоты резко мобилизуются все резервы красных волокон, и пальцеглаз способен мчаться со скоростью двести километров в час и прыгать на пятнадцать метров.

– Круто, – Лина покачала головой. – Это будет следующая присадка, которую ты мне вкатишь?

– Да. Она уже готова. Через час начнем.

– Вик, Вик, что ты делаешь? – отчаянный страх исказил голос Лины. – Хочешь меня угробить? Думаешь я не понимаю, да? Если человека заставить бежать с такой скоростью, он умрет через несколько минут. Разрывы мышц и трещины костей, и это еще мелочь. Перегрев организма, обескровленный мозг, отек легких…

– Ты разбираешься в медицине? – Виктор иронично хмыкнул.

– Мне инсталлировали средний медицинский курс, – Лина постучала пальцем по лбу. – Инсталлировали, как и всем пилотам.

– Обычный человек такого бега не выдержит, – согласился Виктор. – Но ты будешь не просто человеком, Лина. Будешь отчасти пальцеглазом В каждой клетке твоего тела будет хромосома с вшитым кластером. И после переключения в ускоренный режим все это заработает. Ты сама удивишься, с какой легкостью побежишь со скоростью быстрее сотни.

– Откуда ты знаешь, что сработает?