Стоит же сесть за стол, откинув на излете руку с цыгаркой, плеснуть свежего напитка в стакан, как мир пронзают все пифагоровские аккорды разом. И уж тут не помолчать, нет… никак не смолчать. Кстати, а почему вы вам не дать имя Могутину — Puissant, Mighty и т. д.? Майти (ранее Матинев), родители родом из Хабаровска… Пусан (ранее Пусайтов), родители которого долгое время жили в Молдавии… И не надо было бы добавлять к имени черты излишней чрезмерности… Я когда-то встречался с Гинзбергом… С его Sunflower Sutra началась моя настоящая юность в 1962 году. Странно, а три года назад, благодаря ему и Джерому Ротенбергу меня пригласили вести поэтический класс в Наропу (Naropa)… куда я благополучно и не поехал, хотя меня и тиснули в проспекты. Жаль, там, говорят, славно, — днем там вруливают динамо жаждущим откровений, а вечером дуют красное вино. Когда Гинзберг помер, я даже написал пару страниц… хотите солью?

Передавайте Могутину привет. А себе передайте мой поклон. Обнимаю — ваш а.

Надо уезжать в издательство — присутственный день. Разбор полетов, — надеюсь, меня не прибьют.

И в самом деле меня обуял ужас от того, что я не смогу вас прочесть, услышать… и. т. д. Все отвратительно, как руки парикмахера через дорогу…

Я вас нежно люблю, может бы найдете новую (на некоторое время тропу на мой комп…) Вроде обнимаю… (я же весь день воровал пароли, входы, я умираю, я ослеп…)

Милейший Аркадий, Вы наверно шутите, спрашивая у меня о номере моего нового телефона, ибо ни номера, ни телефона не присутствует, как не присутствует и света в вотерклозете, не говоря уже об одиноком фонаре на балконе. А если уж не присутствует, то значит, отсутствует. Мое скитание по случайным квартирам привело к тому, что номера телефонов прочно были закреплены за чужими людьми, и теперь долго придется мне доказывать мое собственное существование какому-нибудь лживо-добросердечному клерку, расспрашивающему меня о Сан-Францисской погоде, а на самом деле пытающемся выяснить, действительно ли я живу в Сан-Франциско (он сверит Цельс с помощью Цейса, глядя на холмы Сан-Франциско, со стариной Фаренгейтом, а также со сводкой погоды в местном литературном журнале…)

Вот несколько удаленных от истины номеров телефонов (чтобы придти к кратному правды, делите их на один):

(ххх)ххххххх: это номер моих престарелых родителей, и за шумом пылесосных раздрызгов и грома битой посуды Вы ничего не услышите. Но можно оставить на ленте отпечаток Вашего дивного голоса (как и дивного голоса Лин Хеджинян, торгующей написанием Вашего имени на визитках).

ххххххх — это телефон дома, где можно застать и мое астральное астеничное тело вплоть до июля.

Милейший дражайший Аркадий, теперь о дискетах. Разве не заглядывали Вы в мою священную спальню, пробираясь к ее томному сердцу через горы окурков, через горы книг Бахтина, которые он во время войны как-то все искурил на закрутки, через горы плюшевой Африки, обезьян и набитых чепухою медведей, забывших давно как и дарителей своих, так и природные джунгли? Ибо если обращаться к кому-то за геометрией Лобачевского, за аккуратным строем картонных хранилищ — то это к кому-то другому. К нам, пожалуйста, приходите за мусором для инсталляции «Жилище бомжа». Однако, то, что есть, постараюсь собрать воедино, но как упорядоченно, как полно — уж не знаю, не знаю, не знаю…

Милая Рита,

кто если как не вы протащит руку помощи в дыру пространств?

Склоняю голову и падаю навзничь. Они сучары вставили мне за то, что я якобы не в полной мере обеспечивал им publicity. This is the end. Любите ли вы Jim'a Morrison'a? A Зола? Приезжайте, милая Рита.

Мы будем ходить кладбищенскимми дорожками, обниматься и говорить о том, что люди встречаются не для того, чтобы говорить… На самом деле я поднялся в 6 утра, выпил бутылку black death, а по русски пепси колы и принимаюсь за всякие свои дела. И думаю о вас. Не кажется ли вам, что я строю куры? 8-)

Добрый день, дорогой Аркадий,

Я Вас уже представила с авоськой и накрахмаленной шеей у трапа. Уже рябят перед глазами синеватые валики расписаний. Кажется, самолет приземляется 3-го утром в субботу (медленно выходят шасси…… и т. д.) Бортпроводница Настасья… Некоторые неблаговидные неблагодарные careless people надавали мне кучу чемодавов (как говнодавов, простите), поэтому я скорее всего должна буду воспользоваться услугами молодцов в суконных гимнастерках. То бишь наверно моя сестра меня встретит. А скажите, Аркадий, как к Вам можно проехать?

Понял-понял, с юнкерами в мексикансих притонах гуляем-с… Нет, чтобы болезному заморскому другу черкнуть утешеньице. Куда там! Это уж теперь и младенцам известно, чего в наши — ПО-МО-времена стоит дружба… А я нет, я другой, я, вот, взял и присобачил для своего нежного друга пару строк. Пусть он читает их ввечеру, пусть злится, пусть ненавидит. А с Аркадием Трофимовичем безадресным выступаем торжественной поступью к ларьку, ибо пришла пора испить горькую чашу. И изопьем-с

Милейший Аркадий,

послушайте, не живете ли Вы рядом со «взрослой» восемнадцатой поликлиникой, что за четыре остановки от проспекта М-стов на 28, 46, 51 или тому подобном трамвае? Да-да, я живу рядом с П-ким проспектом, а на Пск. 13 (17?) стоит моя школа, гуляет мой кот. Мне кота в общем-то тоже хотелось бы увидеть. Я тоже не понимаю, приезжаю я или уезжаю, может, я просто по Садовому Кольцу гоняю, по кругу…

Милая Рита,

ваши письма обладают целительными свойствами, а я подумываю, не стать ли эдаким колдуном-целителем-шаманом. Увечных и болезных я бы лечил вашими письмами, днем и ночью начитывая их, нашептывая их в уши, глаза, выдавливая их литерами Бройеля не челе страждущих, высекая их строки на горных кряжах. Народ изменится и войн не будет. Не будет и остального. Силы космоса умилятся и выключат свет. Во тьме все разворуют недоворованное а после начнется великое гуляние. Его же мое воображение отказывается описать.