«Если принимать всерьез очередной холуйский слушок, негодование Хрущева было связано с тем, что накануне ему доложили о разоблачении группы гомосексуалистов в издательстве „Искусство“. А „гомиков“ он считал почему-то контрреволюционерами.

Экспозиция „Новая реальность“, организованная Элием Белютиным, была частью большой выставки в Манеже, приуроченной к 30-летию Московского отделения Союза художников СССР. Хрущев обошел зал три раза, затем задал вопросы художникам. Особенно его интересовало, кем были их отцы: выяснял классовое происхождение.

И вдруг разразился: „Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше рисует!..Что это такое? Вы что — мужики или педерасты проклятые, как вы можете так писать? Есть у вас совесть?“

Моментально возник анекдот:

„Хрущев осматривает выставку и комментирует увиденное:

— Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует!.. Что это такое?! Кто это додумался жопу нарисовать?!

Суслов в ужасе шепчет ему:

— Никита Сергеевич! Это не картина! Это — зеркало!!!“»

На Западе писали, что Хрущев срывал картины со стен. Что есть, мягко говоря, преувеличение. А вот — правда: Хрущев заявил, что советскому народу все это «неправильное» искусство не нужно. И тут же в печати была развернута кампания против формализма и абстракционизма. Продолжалась она до самых «годов застоя».

При Хрущеве из столиц высылали «тунеядцев». Одним из них был Иосиф Бродский. О поэтическом таланте Бродского есть много весьма различных мнений, но вот факты: в конце 50-х годов в Ленинграде сложился кружок поэтов — Е. Рейн, А. Найман и Д. Бобышев, под их влияние подпал Бродский. В 1961 г. членам кружка покровительствовала Анна Ахматова. Возможности печататься Бродский не имел, в Союзе писателей не состоял, но его влияние на литературную жизнь города росло.

В 1964 году Иосиф Бродский был арестован и предан суду по обвинению в «тунеядстве». Ведь советское законодательство позволяло судить любого, кто не имел постоянного места работы и не был официально приписан к творческому союзу. Иосифа Бродского сослали в деревню Норенскую Коношского района Архангельской области.

Властям вскоре пришлось освободить Бродского из ссылки: писательница (из Союза писателей) Фрида Вигдорова несмотря на многократные угрозы записала все, что происходило в зале суда. Эта запись была опубликована на Западе.

В 1972 году Бродский был подвергнут остракизму, правда, без опроса населения, как это было принято в Древней Греции. В США он получил всемирную известность как крупнейший русский поэт, в 1987 году был удостоен Нобелевской премии по литературе.

При Брежневе «тунеядцев» не преследовали. В письме к нему Бродский писал: «Мне горько уезжать из России, я верю, что вернусь». Смерть от инфаркта застала поэта в США; он завещал похоронить себя в любимой Италии. Вот при каких «художествах дорогого Никиты Сергеевича» приходилось трудиться генерал-лейтенанту Петру Ивановичу Ивашутину, который к 1964 году, слава богу, служил Отчизне уже на другом участке невидимого фронта — в военной разведке.

В жизни Петра Ивановича был и такой момент, когда приходилось думать о наступлении возможно новой — третьей мировой войны, теперь уже термоядерной.

Когда на стол первого заместителя председателя КГБ генерал-лейтенанта Ивашутина легла шифровка из ПГУ с полученными и перепроверенными нашей агентурой данными о том, что на территорию Турции американцы не только завезли, но и установили ракеты средней дальности типа «Юпитер», он понял — ответных мер не избежать. Американские ракеты под носом, они готовы в любой момент уничтожить наши города и промышленные центры, расстрелять, что называется, в упор. Известно было, что тактико-технические их характеристики таковы, что они способны были «достать» Москву и окружавшие ее промышленные центры.

На следующий день раздался звонок от Председателя Комитета госбезопасности А. Н. Шелепина:

— Петр Иванович, зайдите… есть срочное дело, — непривычно возбужденно и даже несколько тревожно проговорила трубка.

— Александр Николаевич, я почти готов, отпущу товарища. Буду через пять минут, — ответил Петр Иванович.

Ивашутин понял, какой значимости тема может обсуждаться в такой обстановке в кабинете у Председателя.

Как и предполагал, разговор начался именно об американских ракетах, размещенных в соседней стране.

— Петр Иванович, я только что вернулся из Кремля. Руководство страны рассматривает необходимость ответных мер. Единственно ощутимой оплеухой для янки могут быть наши контрмеры, — на этом слове он словно запнулся и посмотрел на своего зама.

— Я понимаю, адекватно можно ответить американцам таким же оружием только через Кубу, — опередил ход мыслей хозяина кабинета гость.

— Вы правильно оценили момент сегодняшнего дня, находясь, как говорится в теме. Скажу откровенно, Никита Сергеевич в ярости. Он торопится, он спешит. Потребовал от Малиновского конкретных предложений на турецкий демарш американцев. Думаю, Родион Яковлевич что-то придумает, — с волнением говорил Шелепин. — Вы ему помогите, я имею в виду, военной контрразведкой…