В 1909 году в отношении ваисовцев начались расследования, завершившиеся судебным процессом 1910 года. Из четырнадцати подсудимых одиннадцать были признаны виновными в создании и принадлежности к преступному сообществу, «поставившему себе целью неподчинение распоряжениям правительства», и осуждены на различные сроки тюремного заключения (от двух до четырех лет). Руководитель движения Г. Ваисов после отбытия тюремного заключения был сослан на поселение.

После Февральской революции 1917 года начинается новый этап в развитии движения, связанный с идеей «исламского социализма», проповедуемого Гайнаном и Газизяном Ваисовыми, Шигабутдином Сайфутдиновым и др. Вернувшийся после объявленной Временным правительством амнистии в Казань, Г. Ваисов возрождает свою общину, намеревается создать собственную политическую партию, издавать журнал «Ислам» и другую литературу. Не найдя общего языка с лидерами либерального крыла национального татарского движения, осенью 1917 года руководители ваисовского движения выступают в поддержку советской власти и вступают в альянс с казанскими большевиками. После того как Гайнан Ваисов был убит при загадочных обстоятельствах во время событий, связанных с так называемой Забулачной республикой (март 1918 года), движение возглавил младший из сыновей Багаутдина — Газизян. В январе 1919 года состоялся второй съезд ваисовцев, на котором было принято новое название «Партия ваисовцев революционеров-коммунистов». Так движение прошло путь от эсхатологической религиозной «секты» до политической партии, что на фоне стремительной политизации российского общества в начале XX века не выглядит невероятным. По инициативе Газизяна Ваисова в годы Гражданской войны в составе Красной армии были образованы ваисовские «Божьи полки», в которых воевали бывшие убежденные пацифисты. Впоследствии ваисовская община еще больше маргинализуется и фактически распадается, а в 1930-х годах практически все руководители и активисты движения были репрессированы.

Движение староверов-мусульман практически с первых лет своего существования привлекало внимание современников, а затем и профессиональных историков [477] . Первыми о нем стали писать ученые-исламоведы, которые в силу профессиональных обязанностей и в государственных интересах осуществляли экспертизу идей и оценивали практические действия членов ваисовской секты. Одному из них, Николаю Федоровичу Катанову, принадлежит категоризация ваисовцев как мусульманской секты. В советское время ваисовцы также подлежали «экспертизе» советских исламоведов (М. Сагидуллин, Л. Климович), которые в духе времени уделяли преимущественное внимание социальным аспектам движения.

Новая волна публикаций о ваисовцах приходится на конец 1980-х — 1990-е годы, когда была предпринята попытка их идеологической реабилитации. Появляется большое количество публикаций об альянсе Г. Ваисова с революционным движением и большевиками, о контактах лидера секты с Львом Толстым. Признание ваисовцами большевистской власти и переписка их лидера с великим русским писателем должны были облегчить процесс легитимации сектантов.

В последнее десятилетие (со второй половины 1990-х годов) историографический вектор меняется: к истории движения обращаются не только апологеты булгаризма или историографы революционной эпохи, но и представители классического исламоведения [478] ; историками татарского национального движения ваисовцы рассматриваются в контексте истории национализма; благодаря публикациям новых документов существенно расширяется и обновляется источниковая база исследований; интерес историков перемещается от Гайнана к личности основателя и главного идеолога движения Багаутдину Ваисову; появляется осознание сложности и неоднозначности ваисовского движения. Альтернативная версия «истории» движения содержится в текстах лидеров ваисовского движения, отца и сына Багаутдина и Гайнана Ваисовых, прежде всего — в их многочисленных прошениях и «святых заявлениях», подаваемых в адрес местных и центральных властей. Эти самоописательные тексты крайне интересны, ибо являются образцами сложнейшего диалога внутри собственно мусульманской традиции и между поколениями внутри ваисовского движения и культурного перевода на язык обращений к светской (в том числе судебной) власти в империи. Понятно, что содержащаяся в этих текстах информация не может рассматриваться как безусловно достоверная с фактологической точки зрения.

Особую группу самоописательных текстов ваисовцев составляют литературные произведения Багаутдина Ваисова нравственно-религиозного содержания, как изданные самим автором в середине 70-х годов XIX века [479] , так и оставшиеся по цензурным причинам неопубликованными при его жизни. Последние были частично изданы сыном Багаутдина в начале XX века [480] , а отчасти сохранились лишь среди архивных материалов. Они изучены фрагментарно, преимущественно литературоведами (М. Гайнетдинов) и исламоведами (М. Кемпер). Литературное наследие отца и сына (Багаутдина и Гайнана) Ваисовых представляет большую ценность для анализа особенностей религиозных воззрений основателя секты, ваисовской эсхатологии, для понимания соотношения религиозных и социальных составляющих ваисовского учения.

В 1907–1908 годах Гайнан Ваисов издал поэтическое наследие отца, подвергнув его определенным переработкам и дополнениям. Какова была степень обработки и кому, в конечном счете, принадлежит авторство этих произведений, остается предметом дискуссий и различных трактовок. Наконец, в условиях бесцензурной России 1917 года впервые появилась возможность опубликовать собственную версию истории «национальных героев»-ваисовцев, что и было незамедлительно осуществлено Гайнаном [481] .

Другой комплекс источников, на сегодняшний день в недостаточной степени привлекавшийся исследователями, представлен публикациями в татарской периодической печати. Пресса — прекрасный индикатор реального отношения различных слоев населения к представителям ваисовского движения. Тот факт, что татарские издания охотно предоставляли свои страницы противникам и критикам ваисовцев (начиная от обличений А. Килдишева и заканчивая гневными выпадами муллы С. Иманкулова) и почти никогда не являлись трибуной для самих ваисовцев, свидетельствует о маргинальном положении этой «секты» в татарском обществе, о слабом влиянии ваисовцев на формирование мусульманского дискурса не только в масштабе Российской империи, но даже и в Поволжье.

Богатейший пласт источников представлен архивными документами. Архивные материалы, собранные в Национальном архиве РТ и Российском государственном историческом архиве, как частично опубликованные, так и неизданные, в свою очередь, включают следующие группы документов:

— Материалы уголовного судопроизводства (следственные дела, протоколы допроса обвиняемых и свидетелей, вещественные доказательства, резолюции и протоколы судебных процессов и прочее) [482] . Использование подобного рода документов позволяет не только реконструировать фактическую историю движения, но и выявить круг наиболее активных и деятельных ваисовцев (не секрет, что сведения о персональном составе ваисовской общины ограничиваются обычно двумя-тремя именами), определить преобладающие идеи религиозного, социального и/или политического характера и проследить их эволюцию на разных этапах развития движения. Материалы медицинских освидетельствований могут помочь составить психологический портрет движения и оценить дискурсивную политику властей по отношению к «секте».

— Материалы гражданского судопроизводства (различного рода имущественные споры) содержат весьма любопытную информацию об имущественных конфликтах, нередко являвшихся подоплекой и предвестниками уголовного преследования ваисовцев.

— Прошения, ходатайства, «святые» заявления и разъяснения, поданные в адрес местных и центральных властей (канцелярию казанского губернатора, императорскую канцелярию), в представительные органы власти (Государственную думу) и другие [483] содержат уникальную информацию для изучения и анализа идеологии ваисовцев в содержательном плане.