Шрифт:
Почва уходила из-под ног несчастной Ольги. Теперь-то она видела на картине и серые тени, и тусклые яблоки, и косой мазок, далекий от коровинской лихости. Где раньше были ее глаза? И что теперь делать?
В старину дамы в подобных ситуациях обычно валились в обморок, но Ольга была женщина крепкая, со здоровыми нервами. Гибнуть (о, что это случится, она и накануне знала!) приходилось в полном сознании, на глазах уважаемых людей. Галашин сделал к ней решительный шаг. От ужаса она едва не закуталась в свою шаль с головой.
Вдруг у банкира в кармане тихо закурлыкал мобильник.
— Простите, жена звонит, — сказал Сергей Аркадьевич, даже не глядя на экранчик телефона.
По мобильному он говорил только с родными, все прочие обращались к нему через секретаря. Так теперь принято у людей его круга.
Сергей Аркадьевич отошел в сторонку, а все остальные остались возле Коровина. Парвицкий снисходительно изучал нецветные тени, Виктор Дмитриевич Козлов переводил взгляд с картины на Ольгину грудь и напевал себе под нос что-то заунывное.
— Это катастрофа! — донеслось из угла, куда удалился Галашин. — Идиотка!
Козлов из деликатности запел громче.
— Ольга Иннокентьевна, можно вас на минутку? — позвал Галашин.
Ольга поплелась к нему на ватных ногах. Никаких катастроф ужаснее той, что минуту назад случилась с нею и Коровиным, она вообразить не могла.
— Тут такое дело… — шепотом начал Галашин и жалобно моргнул. — Не знаю даже, как сказать… Надо, наверное, к этой девице обратиться? Но уж лучше сделайте это вы, у меня сил никаких не осталось.
Под девицей Сергей Аркадьевич подразумевал следователя Юршеву. Вероника, пока московские гости рассматривали картины, невозмутимо сидела в сторонке на диване, перечитывала записи в своем блокноте и грызла карандаш.
— Что случилось, Сергей Аркадьевич? — спросила Ольга.
— Мне только что жена позвонила из Карловых Вар. Утром я сообщил ей о краже в галерее, но советовал не прерывать отдых. И без нее проблем хватает! Она посочувствовала и все такое. Вдруг полчаса назад она вспомнила, что перед отъездом доставала наш кушон [16] — ну, вы его знаете! Любовалась якобы игрой лучей. К чему? Зачем? Потом ей лень было идти в кабинет к сейфу, и она сунула камень в ту самую синюю табакерку. И забыла! И табакерку украли! Что же это за напасть такая!
16
К у ш о н — бриллиант особой огранки, которая требует идеальной чистоты камня; имеет широкие грани и закругленные углы. Известен как «свечной бриллиант», поскольку особенно ярко сверкает при искусственном освещении.
Теперь у Сергея Аркадьевича глаза были не грустные, а просто стеклянные. Его лицо никогда ничего не выражало, даже когда он улыбался, показывая все зубы, длинные, белые и одинаковые, как набор школьных мелков. Злые языки уверяли, что ему колют ботокс. Но в эту минуту его брови и щеки чуть шевельнулись, и стало ясно, что он скорбит.
Так и было. Банкир был потрясен до глубины души. Еще бы! Кушон великого князя Николая Михайловича был настоящей редкостью. Это вам не какой-то там Коровин!
— Я все сделаю! Не беспокойтесь, Сергей Аркадьевич, — заверила беднягу Ольга тем деликатным шепотом, каким переговариваются на похоронах. — Мы сейчас же расширим список похищенного. Только гостей отсюда лучше увести — все-таки информация сугубо конфиденциальная.
Банкир закивал:
— Да, да, конечно! Я им все уже показал. К тому же Евгений Ильич спешит на репетицию.
Несколько скованной походкой, но с прямой спиной он двинулся к своим гостям.
Ольга подсела к Веронике.
— Открылись новые обстоятельства, — начала она тихо. — Очень неприятные.
И без того продолговатое лицо Вероники вытянулось еще больше. Она никогда не занималась кражами картин. Она думала раньше, что такое бывает только где-нибудь в Италии или, на худой конец, в Санкт-Петербурге, а еще в детективных фильмах с претензией на интеллектуальность. Но теперь картины украдены в Нетске, надо энергично браться за дело, а как? Об этом Вероника не имела не малейшего представления.
Ольга между тем продолжала шепотом:
— Супруга Сергея Аркадьевича сейчас позвонила из Карловых Вар. Она вспомнила, что позавчера, перед отъездом, по рассеянности положила в ту самую гильошированную табакерку бриллиант весом в 7,6 карата.
— В ту табакерку, что украли?
— Именно. Ранее бриллиант принадлежал великому князю Николаю Михайловичу, известному историку и нумизмату, которого большевики расстреляли в 1918 году в Петропавловской крепости. Так что камень обладает несомненной исторической ценностью. О его стоимости в денежном выражении я даже не говорю.