Но возможно, это лишь элемент рекламы — потребительская упаковка для реализации музыкального товара, предназначенного для развлечения молодежи? Не может же, в самом деле, какая-то там музыка оказывать серьезного воздействия на личность, считают взрослые.

Да, действительно. Разрушения мозговой ткани, аналогичного действию героина, музыка вызвать не сможет.

Но не под силу такое разрушение и LSD!

Все гораздо сложнее, если попытаться сопоставить в качестве инструмента воздействия на личность такие явления, как восточный мистицизм и LSD; марихуана и отдельные виды современной музыки….

Вот каким образом выглядят, например, результаты ме-тапрограммирования подростка «тяжелым металлом»:

«Ну я просто не могу! Если я на ночь не поставлю себе на уши «Металлику», я не засну, и ваще. Если у меня плеер сломался, я не человек, а отморозок какой-то…»

«Жить неинтересно, понимаете, без железок (имеется в виду музыка в стиле «тяжелый металл», трэш, гранж и т. д. — А.Д.) мне нечем жить. Скучно. Вам не понять. Все остальное просто не интересно. Да вы, наверное, доктор, эту музыку толком и слушать-то не пытались. Лучше ее ничего и быть не может… Не; я без наушников не ем ничего. Секс? Без трэша я не завожусь. Резинка, и все, а с музыкой мне хоть приятно…»

Что это такое, если не своеобразная форма психической зависимости?

Есть и еще одна очень интересная деталь. И слушатели, и исполнители тяжелого рока постоянно говорят, что главное в нем даже не музыка. Музыка рока — всего лишь фон, некое, как считают они, обрамление, «банка для тусовки».

Изнутри же «банки» разговаривать, как вы понимаете, практически невозможно. Зато в ней «кайфово бухнуть, угарать или ширнуться».

Все остальное общение вертится вокруг одного-един-ственного, «знакового» словца — «Круто!».

По сути, происходит все тот же известный нам процесс зомбирования. Музыка «открывает» сознание своего поклонника, а дальше в «свято место» можно внедрить все, что угодно, — вплоть до наркотиков и насилия.

Существует целый ряд признаков инфляции («снижения умственного уровня»), появляющихся у фанатиков «тяжелого металла» — неспособность, например, к созданию устойчивой семьи. «Трэш и брак несовместимы».

Их перестает интересовать секс.

«Трэш с балдой (с водкой. — А.Д.) — гораздо круче любого секса. Зачем он мне нужен?»

Заметно понижаются интеллектуальные способности. В словаре, как у «людоедки Эллочки» из «12 стульев», сохраняется пять-шесть слэнговых словечек. Круг интересов ограничивается происходящим внутри «рок-тусовки». Авторитетами — объектами для идентификации {идеалами по Эриксону) зачастую становятся персонажи уровня героев мультфильмов «MTV» — Бивиса и Батхеда. Их поведение становится образцом для подражания, а высказывания — привычными речевыми трафаретами.

«…космическая система работает по закону музыки, по закону гармонии…»

Хазрат Инайят Хан

А если это иная музыка? Мы что же, окажемся в иной космической системе, в иной культуре?

Похоже, что именно это и произошло на исходе XX века.

Молодые люди, считающие себя «металлистами», страдают чувством все той же онтологической неуверенности. Их привязанность к какофонии и потребность в навязанном ритме служит своего рода щитом, отгораживающим личность от реальности. Это точно такое же проявление влечения к эгосистоле, как и попытка отгородиться от мира разноцветными иллюзиями LSD.

Интерес к трэшу и «тяжелому металлу» «не допускает» в сознание какие-либо иные интересы. Последние требуют хоть какой-то умственной или духовной работы — а это трудно; металлический грохот позволяет личности отодвинуть рутину жизни без всяких усилий…

Заточение самого себя в «банке для тусовки» интерпретируется подростками как высшее проявление свободы. Точно так же, как основным фактором своей свободы наркоман считает свое право принимать наркотики, хотя ничего, кроме этого, он, в сущности, делать не в состоянии.

И трэш и наркотики способствуют формированию той самой личностной позиции, которую Ильин называл «аутизмом», а Липовецки «нарциссизмом» — подросток замыкается на себе самом, заполняя сознание примитивной мелодией или веществом. И то и другое помогают «спрятать» свое «Я» — облегчают эгосистолу.

Какая же конкретная обстановка требуется трэш-фана-ту для ощущения собственной «свободы»? Мы можем проследить это по атрибутам, обязательным для любой тусовки (постоянной группы) «металлистов». Они состоят из неизменного набора символов хаоса — «раздолбанная тачка» с «пузырем водяры» под сиденьем, подчеркнуто рваные джинсы и рубаха в заплатах, разломанная мебель, невыразимый беспорядок в грязном помещении, немытые тарелки, разбросанные повсюду предметы одежды.