Согласившись с таким решением, подошла к пленному и слегка поклонившись, и извинившись перед ним, сделала пару шагов назад. Пленный с восхищением смотрел на меня, словно поедая глазами. Неприятный, липкий взгляд. Глеб подошел сзади и тихо спросил, хотя слышали все:

– Почему ты ему кланяешься и просишь прощения?

Подняла лицо и уперлась в напряженный и хмурый взгляд, решилась ответить честно:

– То, что сейчас сделаю с ним, навсегда его изменит. Полное подчинение - это страшное и темное заклятие и мне неприятно его использовать. Применяю его, только второй раз в жизни и все равно как в грязи испачкалась.

Виктор хмыкнул громко и иронично спросил:

– С нами можно, а с ним нельзя? И что-то я не почувствовал в себе каких-то глобальных изменений, девочка. Хотя должен признаться, что ощущения действительно премерзкие.

Я отвернулась от Глеба и хмуро глянула на Виктора.

– Вас было шестеро, Виктор - это раз, во-вторых, в тот момент я была вымотана и испугана. И в третьих, он слабее каждого из вас. Вы гораздо ближе к стерхам, чем я в тот момент думала. А ментально гораздо сильнее и свободнее. Вам потребовалось всего несколько минут, чтобы снять принуждение самим. Кто-то раньше, кто-то позже, но справились все шестеро, этот останется таким навсегда, если я не решу иначе.

Молчание, затопившее помещение, заставило меня занервничать и встретиться с непроницаемым взглядом Глеба и потрясенным Виктора. Любопытный голос Полторанского прервал наши гляделки.

– А кто такие стерхи, девушка, можно узнать?

Я раздраженно отмахнулась от него рукой.

– Лично Вам не придется больше когда-нибудь слышать или встречать их, так что не забивайте этим свою голову. Ну что, я могу начать, или в моей помощи больше никто не нуждается?

Полторанский бросил на меня возмущенный взгляд, но решил промолчать, только кивнув головой.

Из землянки, я вышла выжатая, словно половая тряпка. Пленный выложил все, что мы с Глебом спрашивали у него, а после отмены заклинания, остался сидеть на стуле с пустым тусклым взглядом. И так он просидит еще долгое время, пока память потихоньку не вернется к нему. Виктор после всего этого, задумчиво исподтишка разглядывал меня, а у меня от его взгляда толпами бегали по спине мурашки. Очень не хотелось бы мне, чтобы этот мрачный, ехидный тип прирезал меня ночью, пока сплю. Передернув от неприятных ощущений плечами, сходила к ручью, протекающему рядом с лагерем и смыв с себя отвращение и страх, сделав в кустиках все свои дела, направилась в землянку спать.

Все трое мужчин, лежали на своих кроватях и тихо вели разговор, под треск поленьев в печурке. Комнату освещала только единственная свеча, светлыми причудливыми бликами раскрашивая мужские лица, от чего было сложно определить их истинное выражение. Единым движением запрыгнула на верхнюю полку и отвернулась к стене, чтобы не чувствовать их хмурые подозрительные взгляды. Сами хотели использовать меня, а теперь недовольны. Тягостная атмосфера давила, словно тяжелая глыба, мысли вихрем носились в голове, мешая отключиться и спать. А еще нестерпимо хотелось плакать из-за того, что Глеб не верит, хмурится и больше не делится теплом. А ведь моей душе его отчаянно не хватало. Я перебирала в памяти все мгновения нашего знакомства и не могла толком выделить тот момент, когда он сильно захватил власть надо мной и моими мыслями. Да, сначала это просто был порыв, безумный план, который хотелось воплотить в жизнь, а теперь спустя всего пару дней, одно его хмурое выражение лица заставляет рыдать мое сердце. Как это возможно, так быстро и так безвозвратно? Может, пока не поздно, уйти от них в лес, я там одна не пропаду, а вот если останусь, то пути назад не будет. Ох, Великая, где были мои мозги еще вчера? По мерному сопению с противоположной стороны поняла, что мужчины заснули. Прямо передо мной под потолочной деревянной балкой, светлел оконный проем, в котором виднелся полумесяц. Сосредоточившись на нем и поймав вихрем пронесшуюся мысль, медленно слезла с кровати и, подойдя к стене, застыла, подняв голову и рассматривая луну. Похоже, я просчиталась со временем и его у меня гораздо меньше, чем я думала. Не больше недели остается, а я еще не определилась с тем, что мне делать дальше со своими чувствами, мыслями и планами. Злобный Шассе, а еще Хранительница и чувствующая называется!

Мое самобичевание прервал тихий хрипловатый голос, от которого зашевелился каждый волосок на коже и вдоль позвоночника, пробежала сладкая дрожь.

– Сири, иди ко мне!

Обернувшись всем телом, скользнула взглядом по лицу Глеба, освещенному мягким лунным светом. Он смотрел на меня пристальным напряженным взглядом, вытянувшись на коротковатой для его внушительного тела кровати, и следил за каждым моим движением, словно кот за мышкой. Выдохнув застрявший в горле от созерцания его тела воздух, подошла к нему и, опустив голову вниз, ждала, что он мне скажет. Как оказалось, трепаться он не слишком любит. Он просто схватил меня за руку и притянул к себе, укладывая рядом и накрывая вонючим одеялом. Первые мгновения лежала, затаив дыхание, но потом расслабилась и, впитывая его тепло всем телом, положила голову ему на грудь и удовлетворенно вздохнула. Вот и ответ на мои метущиеся мысли и вопросы. Мое место в жизни уже определено, и ничего больше нельзя изменить.

Его дыхание шевелило волосы на макушке, платок я на ночь сняла, чтобы отдохнули мятые уши, и я просто наслаждалась этими минутами покоя и безопасности в кольце таких больших сильных рук. Уха коснулись его губы, и он чуть слышно спросил:

– Почему ты не спишь, Сири?

Я задрала подбородок и, чуть подвинувшись вверх, скользя по нему всем телом, также тихо ответила:

– У меня осталась всего неделя Глеб, я прошу вас поторопиться, с выполнением своих обязательств.

– Почему?

Этот простой вопрос застал меня врасплох, потому что именно сейчас я не хотела объяснять причину моей торопливости. Поэтому просто замолчала, слушая, как гулко стучит его сердце.

– Ты выглядела неважно, когда вернулась к нам, тебя что-то тревожит или та процедура так на тебя повлияла, что ты не захотела беседовать с нами?

Потершись об него носом и вздохнув его запах для успокоения, все же не удержалась и выложила все, что чувствую.

– А разве вы сами хотели со мной беседовать, после той процедуры? Вы замолчали, как только я зашла, вы смотрели на меня подозрительно и хмуро, как будто я перед вами в чем-то виновата. Ведь ты же сам захотел, такой помощи, и я заранее предупредила насколько это страшно и грязно. Я Хранительница, Глеб, и я чувствую ваши эмоции, вашу неприязнь, недоверие, страх. Они липкой паутиной окутывают все мое тело, не давая спокойно дышать. Я просто не хотела вас напрягать своими разговорами.