Прекрасно, только где найти такого человека?

Елисей — холостяк.

— Сколько женился — столько же разводился, — бесшабашно подвёл он черту под историей своей семейной жизни.

И погладил небритый подбородок, заставляя вспомнить о семи жёнах Синей Бороды.

— Значит, серебряная свадьба не для вас?

В глазах у него заплясали чёртики.

— Знаете, как говорят про такие пары? — наклонился он. И, округляя ладонь у рта, прошептал с деланной серьёзностью: — «Их обитель в тихом вое: любовь ушла — остались двое…»

Всю неделю Елисей водит меня по ночным клубам, и я потом целый день разбитая. Да и в клубах — скука смертная, шум, гам, везде одно и то же. Если бы ни Елисей, умерла бы с тоски. Правда, и он иногда перегибает.

— Люди, девочка моя, ужасны, — закинув ногу на ногу, вещает густым басом, — упал — затопчут…

Будто сама не знаю!

— Надо больше «зажигать», — отворачиваюсь я к танцующим. И чувствую спиной, как его передёргивает. У Елисея такая культура речи, что, по-моему, с соотечественниками его скоро будет разделять языковый барьер.

Зима на исходе, на прогалинах чернеет земля, уныло торчат деревья.

Лиза стала бывать реже. Подозреваю, тут не обошлось без Елисея. Но что делать? В конце концов, искушений много, от всех не убережёшь. К тому же они — внутри, так что пускай всё идёт своим чередом.

Хожу по комнате и, сцепив руки, твержу: «Не желай, чего не имеешь, а не имеешь ты ничего…»

Сегодня Елисей, подарив букет, который не уместился у меня в руках, сделал предложение. Я сказала, что люблю другого. Он остался невозмутим. Точно ждал отказа. Только и сказал: «Отчего, Лиза, всё бывает не так, как думаешь?» Неужели все взрослые выражаются одинаково? Но Елисей упрямый, чувствую, ещё не раз вернётся к разговору.

А с Елизаром мы стали ссориться. По пустякам. Дуемся, обижаемся. Что это? Борьба характеров? Вчера он, угрюмо насупившись, залепил: «Тебя надо содержать и терпеть. А я не могу ни того, ни другого…» Глупый, думает, мы расстанемся. Нет, Елизарушка, я тебя не брошу! У меня такого ни с кем не было. Прямо африканские страсти! Елизар говорит, что в постели я — генерал…

Наш роман длится уже вечность. Мы едим, разговариваем, занимаемся любовью, но Лиза далека от меня, будто в первый день.

«Не желай окружающего мира — он тебе не принадлежит», — учат мастера дзэна.

«Не старайся понять и ближнего», — всё чаще думаю я.

За окном серо, всё утро валит снег. Настроение не из лучших. На носу диплом, а что дальше? Бегать с высунутым языком? Елизар говорит, лёгкого хлеба не бывает. Но я ещё так молода! Собралась переехать к нему. К тому же мать пилит. Но как работать? Елизар старомодный, у него ни компьютера, ни интернета. Да и квартирка — с ноготь, а дома у меня своя комната.

Лиза от меня всё дальше. Не удержался, позвонил Елисею. Он выслушал с холодным равнодушием.

— Что ты хочешь, это жизнь…

— А ты, случайно, не вмешиваешься? — затаил я дыхание.

Он промолчал.

— Пойми, я её люблю…

Он опять промолчал. Тогда я вышел из себя.

— К чему столько слов? — перебил он. — Ты сказал — я поверил, ты повторил — я засомневался, ты стал настаивать — я понял, что ты лжёшь. Себе, Елизарчик, себе.

В его словах была какая-то правда, и я сменил тон.

— А помнишь, как ты был влюблен в одноклассницу, как рассказывал, что провёл с ней ночь за разговором, будто в постели вас разделял меч?

— Это с какой? — хмыкнул он. — Женщин в юности много, а комплексов — ещё больше…

И положил трубку.

Апрель повис на плече, как плачущая женщина. Я брожу по улицам, плюю в бегущие ручьи и наблюдаю, как вода уносит плевки под лёд. Весной одиночество ощущается особенно остро. Это Елисей может стиснуть зубы: «Я волк-одиночка, и — точка!» А я — нет. Лиза капризна, как у всех молодых, у неё в голове ветер. Но без неё я схожу с ума!

«Вот и весь твой дзэн, — прыгая на проталинах, чирикают воробьи, — вот и весь дзэн…»

Боже, какая я дура! Мало того, я просто грязная, продажная девка! Вчера Елисей пригласил к себе. У него дорогие апартаменты, множество комнат, в которых можно заблудиться. Он был обаятелен, много шутил, и я хохотала, как безумная. Прежде чем выпить, мы согревали коньяк в ладонях, и медленно кружили под какую-то мелодию в стиле ретро. Впервые со дня знакомства Елисей был чисто выбрит, его глаза жарко блестели, и я чувствовала, как бьётся его сердце. Он болтал о пустяках и вдруг, приподняв мне подбородок кончиками пальцев, привлёк к себе. «Дорогая моя, — горячо зашептал он, — я сгораю от любви, вспомни Клеопатру, египетские ночи… Я дам сколько хочешь… Сто тысяч, двести… Только одну ночь, детка, только одну… И всё останется в тайне…»