– Боюсь, подведешь ты меня под монастырь.

– Не подведу… Только надень комбинезон. Погрузить нам помогут, а разгружать самим придется…

Ночь была непроглядная, по-прежнему лил дождь. Колея дороги, заполненная мутной жижей, металась в свете фар то влево, то вправо. Машину водило из стороны в сторону, то и дело она ползла юзом. Не проехали и полчаса, как Пикалов взмок, словно потоки дождя лили ему за ворот комбинезона.

– Держи ровнее по колее, – посоветовал Серебряный.

– Поучи батьку щи варить, – зло огрызнулся Пикалов. – Голой задницей тебя б с твоей Тамарой по этой дороге, чтоб пыл любовный охладить.

– Зависть берет или ревность? – самодовольно усмехнулся Серебряный. – Все вы на нее зенки пялите. Но только попробуй кто помешать…

– А что ты сделаешь? – Самодовольство Серебряного смешило старшего лейтенанта, и он без жалости подзаводил его. – Начальника штаба или начмеда на дуэль вызовешь? А она точно им приглянулась.

– Гляди лучше за дорогой, – больно саданул его в бок Серебряный.

Собственно, тут никакой дороги уже не было – сплошная лужа, – а впереди в свете фар обозначился палисадничек. Пикалов крутанул баранку, чтобы объехать лужу, и машина тут же застряла. Как старший лейтенант ни газовал вперед-назад, колеса все глубже засасывала трясина.

– Ну вот, кажись, приехали. – Пикалов вытер рукавом комбинезона лоб. – Вылезай, подталкивай.

Серебряный послушно спрыгнул в грязь.

Но чем мог помочь полуторатонной, засосанной вязкой трясиной махине тщедушный шестидесятикилограммовый мужичок? Пикалов смеялся в душе над простофилей, смеялся и до отказа нажимал педаль газа, не жалея ни машину, ни своего «друга», – из-под колес летели фонтаны грязи, обдавая новенькую, может, в первый раз надетую шинель дежурного по полку, пытающегося своим хрупким плечом вытолкнуть машину.

– Еще! Еще! – кричал Ваня, когда Пикалов сбавлял обороты.

Около часа надрывно ревел мотор на краю станицы, пока к летчикам не подошел старичок. Посмотрел под колеса, безнадежно покачал головой:

– Зря машину насильничаете. Тут и трактор не сдюжит.

Пикалов выключил зажигание.

– А трактор есть в станице? – спросил он.

– Откуда? Все в МТС, к весенней посевной ремонтируются.

И только теперь Пикалов обратил внимание, что дождь прекратился, ветер повернул против часовой стрелки и усилился – верный признак улучшения погоды.

– Давно пора, – обрадовался Серебряный, словно уже выбрался из трясины. – Как поживаете, дедусь? Сильно немцы нашкодили?

– Знамо дело, – отозвался охотно старик. – Все, почитай, повыгребли. Не живем, а существуем. Слава богу, у кого коровенка осталась, у кого козочка. Так вот всей станицей и держимся.

– А бутылочку у кого-нибудь достать можно?

Дед подумал.

– А почему нельзя? Знамо дело, можно.

– Мы хорошо заплатим, – засуетился Серебряный и захрустел бумажками в кармане, будто старик имел водку при себе.

Старик довел их до калитки видневшегося за палисадником небольшого дома и повернул обратно.

– Прощевайте. Всего вам доброго.

– Спасибо. До свидания, дедусь, – за обоих ответил Серебряный.

Хозяева уже спали – в доме стояла полнейшая тишина, и света ни в одной щелочке не виднелось, – но Серебряный, не обращая внимания, забарабанил в дверь. Пикалов не стал его отговаривать: больше бед – строже ответ.

Наконец в доме проснулись – в щели занавешенного окна вспыхнул огонек. Скрипнула дверь, и из сеней заспанный женский голос спросил:

– Кто там?

– Свои, любезная, свои, – ласково отозвался Серебряный и пояснил: – Летчики мы, с соседнего аэродрома. Застряли тут около вас, из сил выбились. Пустите хоть водички попить.

Женщина молчала, раздумывая, видно, как поступить.

– Кого там нелегкая? – донесся из глубины хрипловатый старческий голос.

– Летчики, бать, попить просят. – И снова молчание.

– Мы заплатим. Нас вот сосед ваш к вам направил.

– Ладно, – согласилась женщина. – Только оденусь…