Шрифт:
– Деточка, ты ж такая худая и бледная. Приезжай ко мне. Отъешься, отоспишься, а то за шваброй спрятать можно. Вот разлюбит тебя Вит, узнаешь тогда, почем фунт лиха. А к Болеку зайди. Он давно ждет, пока ты погладишь животик статуэтке. Обещала - делай.
Только открыла рот, чтобы спросить, кто такой Болек, как сзади подкрался викинг и схватил меня в охапку. Так что до машины я ехала с седьмого этажа на мужских руках вместе с сумкой и корзинкой, в сопровождении лекции на тему женской болтовни. В том смысле, что давно пора ехать, а не трепаться о пустяках с прислугой. Бубубу. Бубубу. Не с той ноги встал, наверное. Витарр успокоился только тогда, когда моя светлость оказалась запихнутой на заднее сиденье джипа. Переднее сиденье, рядом с водителем, занял пан Казимир, мой преподаватель по начертательной магии. Он искоса глянул на корзинку в моих руках, но промолчал.
До аптеки мы добрались минут за семь. Это было уже новое здание. Старое-то снесли, когда строили банк. А год назад, это мне Учитель рассказал, пока ехали, Болек построил новый дом. Узкий и высокий. Зато теперь посетители в аптеке не переводились, потому что существует поверье. Если человек купит что-нибудь из лекарств, а потом погладит негра по животику, у него в жизни все наладится. Полная глупость, на мой взгляд. Суеверие чистой воды. Странно знакомый мужчина с пшеничным чубом и голубыми глазами спокойно ждал нас возле статуэтки.
– Несса, привет, дорогая!
– И этот обнимается. Бедные ребра.
– Что, не узнаешь меня? А ведь я всегда знал: ты вернешься, чтобы погладить Пупочника по животу. Спорим, в последнее время тебе не особенно везло? Слушай, будешь ехать обратно, заезжай, поживи недельку другую, вспомним старое, с женой посплетничаете. Помнишь Мартичку? Вот. Уже трое деток у нас. Как ты нагадала мне в тот вечер, так всё и случилось.
Сзади раздалось вполне узнаваемое рычание. Я, не выпуская из рук корзинки, подошла и ласково погладила древнюю статую по животу. Интересно, мне кажется, или внутри чугуна что-то отозвалось невнятной вибрацией? На всякий случай я еще раз погладила подозрительно теплый живот негритенка. Терпеливо выдержала прощальные объятия Болека и поскорее сбежала назад в машину, пообещав непременно заглянуть и погостить, когда будет свободное время. Уже глядя на Клецковые ворота, вспомнила. Мы же учились в одной группе. Болек, я, Мартичка. Как я могла забыть? Или вместе с воспоминаниями о предательстве Константина память отсекла и другие моменты? Ладно, психоанализом займусь позже, а пока отодвину корзинку со спящим пикси подальше от загребущих ручек Учителя.
– Вот, пожалуйста, шесть лет назад ты, дорогая моя, прилюдно пообещала снять окаменевший продукт с крыши ворот. Чтобы у всех домохозяек Вроцлава блюдо с клецками снова воцарилось во главе стола. Ведь с тех пор, как камень занял место на воротах, никто так и не сумел приготовить клецки правильно. Именно я тогда выступил поручителем, если ты помнишь.
– Старик отошел к стене, положил обе руки на посох, приготовился наблюдать за моим провалом, не иначе.
Первым делом я вручила корзинку Витарру и строго настрого приказала ни под каким видом не отдавать пану Казимиру. Потом сложила руки лодочкой перед грудью и закрыла глаза. А, ну так здесь все просто! На самом деле - это никакая не клецка, а просто кусок раствора, прилепленный шутником-строителем. На вдохе я резко развела руки в стороны, а на выдохе хлопнула в ладоши. Камушек свалился на мостовую, разлетевшись на несколько мелких кусочков. Низко поклонилась пану Казимиру и вернулась в машину. Наконец-то можно вздохнуть свободно. Убедившись, что пикси спокойно спит, укрыла его еще и шарфом. Осталось проехать совсем ничего: две границы и вуаля! Тоннель перед нами.
** Легенда.
Жили себе горожане Агнешка и Конрад. Она пекла великолепные клёцки (по-польски - kluski), а он мастерил глиняную поливную посуду и продавал её на рынке. Однажды, Агнешка тяжело заболела и умерла. Измученный горем Конрад, ходил голодным и совсем исхудал, потому что вовсе не умел готовить. Сердобольные соседки стали готовить чуть больше, чем требовалось для их семей. Они относили излишек голодающему мужчине. Однако, после вкуснейших клецек Агнешки, стряпня соседок была тому совсем не по вкусу. В один прекрасный летний день, когда Конрад, уставший и голодный, возвращался с ярмарки, его одолел сон. Гончар уснул на земле прямо под городскими воротами. Во сне явилась ему Агнешка и пообещала, что каждый божий день будет приносить ему по миске своих восхитительных клецок, но с одним условием: Конрад должен оставлять последнюю клецку в миске. Каково же было удивление Конрада, когда, проснувшись, он обнаружил перед собой миску, наполненную любимым лакомством. Как и было условлено, Конрад оставил последнюю в миске, но... подумал, что, наверное, она-то - самая вкусная и не удержался. Да не тут-то было. Клецка выскользнула у него из рук, он за ней, - она опять убежала. Конрад повторил попытку, а клецка и вовсе - оказалась на воротах. Конрад не поленился подняться на ворота за клецкой, но обнаружил её там окаменелой. Так и побрел гончар домой, а его миска с тех пор оставалась пустой. Говорят, что окаменелая клецка до сих пор лежит на воротах, которые получили название Kluskowa Brama или Клецковые Ворота. **
Зарисовка 31. Долгожданное путешествие по тоннелю.
Я повозилась, устраиваясь, поставила корзинку и приготовилась смотреть в окно. Спустя полчаса Витарр подал голос:
– Несса, прекрати пыхтеть и скажи, что тебя беспокоит. Катерина?
– Да нет. Почему-то мне совсем не понравилось, как пан Казимир кружил вокруг Пирса. А потом, когда мы уезжали от ворот, он просто стоял в тени. Даже руку не поднял помахать на прощание. Странный он дяденька. На меня косился постоянно. Мне даже кажется, что возле дома, где мы ночевали, он оказался специально. Как будто ждал.
– Ой, ведьма. Я тебя знаю всего лишь один день, но уже не могу понять, как ты выживаешь в этом жестоком мире. Конечно, он следил. Выжидал.
– Чумазое личико эльфа высунулось из-под полотенца, и Пирс чихнул.
– Черт, табаком воняет! Он вам следилку прицепил на машину!
Витарр резко затормозил, съехал на обочину, остановился. Велел нам сидеть тихо и принялся обнюхивать джип. Пирс хмурился, сложив ручки на груди и ехидно постукивая одной ногой по бортику корзинки. Когда, наконец, оборотень развел руками, в том смысле, что сдается, не может найти следящий амулет, Пирс презрительно фыркнул, перебрался на переднее водительское сиденье, спокойно доставая треугольный мешочек с травами из складки между спинкой и подушкой для нижней части спины. Тарр ухмыльнулся, взял из рук эльфа амулет, и побежал в реденькую лесополосу. Привяжет к дереву или к зайцу, если поймает. Надеюсь, тот, кто следует за нами, запутается и отстанет. Пирс уселся рядом со мной, строя умильные глазки:
– Несса, а, Несса, кушать хочу! Что у тебя есть?
Пришлось распаковывать вторую корзину. Совершенно неожиданно под руки попалась скляночка с цветочной пыльцой. Пирс насторожился, потом подлетел ближе, засовывая свой нос внутрь, под приоткрытую крышку. Витарр, искоса наблюдавший за этой маленькой сценкой, посмеялся и, заводя двигатель, просветил:
– Боженка пыльцу положила. Она всегда верила и надоедала всем рассказами о том, что маленький народец существует на самом деле. Каждое лето у себя в цветнике собирает пыльцу. Круг камушками выложила. Тимьян растет у нее не только в горшках, но и в саду. Говорит, вот прилетит фея, увидит баночку с лакомством, останется у поварихи жить. Боженка, когда увидела, кто спит в твоей корзинке, чуть с ума не сошла от радости.
– Теперь ясно, с чего она меня так тискала, что ребра трещали. Радовалась.
– Ты, Несса, подумай, может, кто из твоих подопечных захочет переехать к Божене? У нее домик свой в деревне, сад большой, соток тридцать, огород.