1. Была на «Мосфильме», смотрела свое — «Ватерлоо». Наталья Константиновна Тренева познакомила меня с Любой Соколовой (актриса, в то время жена Г. Данелии. — Т. А.).Она и говорит: «Как же, наслышана, вы куда дели Витю, Гия через день после его звонка приехал и очень сокрушался». Я же ей сообщила, намекнула то есть, что ты передвигаешься в ту и другую сторону по Октябрьской железной дороге вне зависимости от моих рекомендаций. И еще сообщила, что ты весь в работе и в романах. И это, мол, тебя бодрит и алкоголизму препятствует. Наталья Константиновна добавила со слов Риты Алигер, что ты увивался вокруг ее дочки Машки. Мы все тебя осудили, но тут же я опровергла, сказав, что у тебя много-много прекрасных-распрекрасных женщин в обеих столицах, которые транспортируются на Южный берег Крыма, а потому Машка тебе — тьфу!

2. Зойка Богуславская, т. е. Андрюхина жена и нянь (жена поэта А. Вознесенского. — Т. А.),в свою очередь сообщила мне, якобы со слов Васи, прибывшего из Питера, что ты мне сделал предложение, а я отказала. Я поковыряла Васе ножом в пупке, и он под пыткой сознался, что ничего подобного не говорил, а, наоборот, эта сумасшедшая ему внушила. Видишь, что получается, ежели двое столь популярных людей (как мы) едят раков в ЦДЛ и при этом не пьют водки? Вообще, мне твое состояние в этот приезд понравилось. Уверенный такой. Я уже видела тебя таким однажды, лет 10 назад, когда Юра Казаков привел меня, неопытную дурочку, в ЦДЛ, где за столом сидел ты — великолепный. Это я просто пишу что-нибудь, лишь бы не изучать историю кино. Ничего не пишу, ссылаясь себе на экзамены. Ничего не делаю для экзамена, ссылаясь себе на уборку квартиры, и так — до бесконечности. Сегодня позвонили, чтоб ехала читать лекции в г. Ижевск, вынуждена была отказаться все из-за того же экзамена, хотя очень хочется сняться с места, да и деньги зарабатывать мне было бы полезно. Вить! А вообще-то дела невеселые — Твардовский смертельно болен. У него рак. Он несколько дней не приходил в сознание, вчера было чуть лучше, но счет идет на дни. Мать моя и отец в связи с этим тоже очень плохи, бьются, трепыхаются, ищут чего-то отчаянно, как будто это в человеческих силах — спасти его.

Ну вот, вернулась к этому и уже не могу писать.

Черкни мне чего-нибудь. И бросай курить.

Привет.

Г. Д.

19.10.70

Галь!

Если б ты писала свои диссертации так же свежо и весело, как письма, то стала бы Жорж Санд.

Я живу в Малеевке, чтобы быть ближе к моей пассии, но она заболела, и я пишу по сто страниц в день полной чепухи, т. к. мозги мои насквозь проспиртовались, хотя я не пью уже 10 дней (после ЦДЛ, где я изменил тебе с прелестной дамой и пил виски).

Я делал это вызывающе, чтобы нас с тобой не поженили раньше времени.

В Москве буду 12-го. Позвони мне сюда… Звони вечером.

Я тебе звонил уже дважды, но каждый раз подходил истребитель, и мне ничего не оставалось, как самому срываться в штопор.

Целую тебя.

В. К.

Сентябрь 1970

Дорогой Витюша!

Только вчера узнала, что ты приезжал и о твоих бедах. Очень расстроилась. Я же была убеждена, что у тебя все хорошо настолько, что нет времени черкнуть пару слов. Хотела сесть и написать тебе длинное прекрасное письмо, но сейчас нет ни времени, ни слов, ни уверенности, что получу ответ. Потому пишу краткий информационный бюллетень в перерыве между заседаниями съезда. Как-то вечеряла у Мики (М. Дроздовская, актриса, друг В. Конецкого. — Т. А.),в ее богато убранном иконами доме, вспоминали тебя. Сегодня виделись на съезде, она тоже тебе сегодня напишет… Что касается меня, то все хорошо. Жила две недели в Армении, в Дилижане, — отдыхала после очередного и, к сожалению, последнего курса французского языка. Потом за 4 дня до отъезда лопнула поездка во Францию, и я отправилась в Болшево, где пыталась писать (самое начало!) диссертацию. В основном пребываю в исключительно хорошем настроении, которое не изменил даже лопнувший Париж. Сейчас несколько впала в уныние, впервые за много месяцев. Причины три: моя толщина и старость, моя бесталанность и трудности с зарабатыванием денег. Как только ушла в писание (которое не получается), перестала, вернее, редко пишу для газеты, отказываюсь от каких-то предложений, чтобы не отвлекаться, не читаю лекции по этой же причине — довольно сурово.

В декабре надо сдать книжку, за которую я не садилась, а сесть не могу, пока не сдам главу диссертации. Мать уходит с работы (С. Г. Караганова, при А. Твардовском — зав. отделом поэзии «Нового мира». — Т. А.),Долматовский (Е. А. Долматовский, поэт, — Т. А.)опять женится…

Вот и все наши новости. Все поклонники отошли в область предания — изучение кинематографа прекрасно заменяет личную жизнь. Подруги тоже сменены, киноведы, отводим душу на кинематографе. Бегаем в «Иллюзион» аж на детские сеансы.

Постарайся и напиши про свои дела.

Могу ли я тебе чем-нибудь помочь? Может, хоть лекарства какие-нибудь нужно достать? Ну хоть чем-нибудь!

Встретила сегодня на улице Битова. Он — пижон. А с Сережей Орловым (ленинградский поэт-фронтовик. — Т. А.)бродили сегодня по Грановитой палате… Пожалуйста, напиши, что можно сделать для тебя.

Привет.

Галя

11.05.71

Дорогой Витька!

Как ты? Где ты? Доносились слухи, будто уехал куда-то, потому пишу наугад, вдруг застану.

Считаю, что долгие годы нудной и беспорочной дружбы позволяют мне потребовать отчета о твоей жизни.

Может, все завалил художественными произведениями, а я ничего не знаю, читаю только по-французски, и хоть, может, переводят тебя там исправно, «международная книга» или почта работают хреново — ни строчки не видела сто лет. А хочется.

А может, ты забросил литературу начисто и вплотную занялся романами? Кажется, в последние годы ты пытаешься стремительно нагнать упущенное в этом уходящем жанре. Если тебе это удалось, я действительно рада.

А может, живешь как гармоничный человек, сочетая то и то — и не знаю что? Тогда завидую.

А может, тебе паршиво? Тогда приезжай и уж во всяком случае напиши людям, которые к тебе как-то относятся, — это мы с Васей.

Пишу все так криво, потому что происходит в ночи, в койке, в пустой нашей переделкинской даче. Очень мне здесь хорошо одной, хожу в валенках по снегу, отхожу от московской скверны.

Вообще в жизни сильно разленилась, то в Болшево поеду работать — ничего не делаю, то сюда убегу — гуляю или с книгой валяюсь. Даже вязанье забросила. Даже отказ в много-многомесячной поездке во Францию, куда меня все грозились отправить, начиная с сентября, не вывел меня из отупения, хотя меня уже приучили к мысли, что до лета мне придется прожить в этом парижском изгнании. Отвыкла от этой мысли гораздо скорее, чем привыкла. Так проще.