Комсомольская правда. 1997. 26 июля

Я из бывших военных моряков (не воевал по возрасту). Но войну понюхал, ибо встретил ее возле Диканьки, затем драпал до Питера, затем блокада.

И, наблюдая позор в Дагестане, не могу отделаться от вопросов. Говорят, мол, там горы — в них все дело. А я вспоминаю, что немцы за месяц водрузили свое знамя на Эльбрусе (и это в глубоком тылу противника). Говорят, у фрицев были отличные горно-егерские части. А где наши? Где наши егерские части? Говорят, немцы в Альпах тренировались. А у нас что, в России, кроме Кавказа, гор нет для тренировок?

А где парашютный десант в тыл противника? Говорят, дождик идет и туман густой. Что, на границе с Норвегией пальмы растут и солнышко светит ясное (имею в виду полярную ночь)? А сколько наших десантников там было высажено и с воздуха и с моря!

Говорят, все наши мысли о том, чтобы сохранить живую силу. А где разведка? Каким таким макаром на границе с Дагестаном уже второй раз сосредоточиваются от двух до пяти тысяч боевиков и все они так спрятаны, что даже в сортир не ходят. И никто им жратву и воду не возит — сидят все в норах и четки перебирают? И даже в эфир не выходят?

Так где же наша разведка? Где же, едри вас в креста бога мать?

Говорят, они в захваченных селах такие себе убежища построили, что их ни бомба, ни снаряд от гаубицы не берет. Но я видел, как немецкие пятисоткилограммовые бомбы легко прошивали пяти-восьмиэтажный дом и взрывались в стационарных бомбоубежищах.

А про дымовые завесы вы слышали, под прикрытием которых нормальные солдаты нормальных армий ходят в атаку?

У меня таких вопросов еще полная запазуха. Отвечайте, полководцы!

Капитан-лейтенант запаса, писатель Виктор Конецкий 06.09.99

Санкт-Петербург КоммерсантЪ-Власть. 1999. 14 сентября

Все рода наших сухопутных войск нынче носят тельняшку. От генералов до поваренков. Каждую минуту я вижу ее по ТВ на груди наших героических воинов. И невольно завидую их противникам: это же такое удобство для снайпера — видеть бело-голубой треугольник на фоне скал и пустынь.

Чем можно объяснить такой массовый идиотизм?

Скорее всего, от нашего некогда мощнейшего флота на складах остались миллионы тельников — не пропадать же добру! Или, может быть, генералы помнят о «черной смерти», которой до поноса боялись гитлеровцы под Севастополем и Одессой? И теперь рассчитывают на то, что чеченцы наложат в штаны, как только увидят тельняшки на противнике?

А еще от нашего флота остались кладбища подводников. Обычная их могила в океанах, где-нибудь на глубине километр, а то и три. Конечно, нынешняя техника много что может, но в этих случаях она бессильна. Я имею в виду подъем тел погибших.

Ну а если удавалось поднять, то хоронили на территориях секретных военно-морских баз. Нынче же многие из этих баз нам не принадлежат, и могилы подводников остались бесхозными и безымянными. Слава богу, не везде.

Например, мой юношеский друг Слава Колпаков упокоен в Эстонии, в лесочке возле Палдиски. Его «М-200» столкнулась с эскадренным миноносцем при входе в Таллинскую бухту. Оставшись без командира, Колпаков принял на себя командование затонувшей подводной лодкой. И двое суток провел на грунте, борясь за спасение корабля.

Когда сверху приказали покинуть лодку, он ответил, что экипаж боится выходить наверх: у экипажа неформенные козырьки на фуражках, а наверху много начальства. Это были последние слова Славы, потому что он-то знал, что уже никто не сможет выйти наверх. Но вокруг него в отсеках были люди, и старший лейтенант считал необходимым острить, чтобы поддержать в них волю. Шторм оборвал аварийный буй, через который осуществлялась телефонная связь, и больше Слава ничего не смог сказать.

Когда лодку подняли, его нашли на самой нижней скобе трапа к выходному люку. Подчиненные лежали выше, впереди него. Если бы им удалось покинуть лодку, он вышел бы последним. Они погибли от отравления. Кислородная маска с лица Славы была сорвана, он умер с открытым лицом, закусив рукав своего ватника.

Это было в 1956 году.

Лишь недавно мне удалось навестить могилу Славы и могилы его товарищей.

Двадцать восемь могил. У общего постамента свежие цветы. Надпись гласит: «ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ МОРЯКАМ-ПОДВОДНИКАМ, ГЕРОИЧЕСКИ ПОГИБШИМ ПРИ ИСПОЛНЕНИИ СВОЕГО ВОИНСКОГО ДОЛГА 21 НОЯБРЯ 1956 ГОДА».

Я положил Славе полевую ромашку, а душу свербила мысль, что Слава Колпаков и его товарищи остались навсегда в чужой земле.

Утешился тем, что ныне в Никольском Морском соборе в Петербурге висит поминальная доска с именами погибших подводников «М-200».