Раненый, не мигая, тупо глядел на воеводу, не произнося ни слова. Думая, что он не понимает по-русски, Порошин задал ему те же вопросы по-татарски, но снова не получил ответа. Тогда он вытащил саблю и приставил ее острие к горлу пленника.

— Ну, будешь говорить? — спросил он, слегка нажимая на рукоять.

— Погоди, бачка боярин, я скажу! — прохрипел раненый, почувствовав, что клинок впивается ему в шею.

— Вот так бы и сразу! Говори.

— Мы люди князя Баюша… А привел нас сюда его меньшой сын, Гаюн.

— Вот этот, что лежит простреленный?

— Он, бачка боярин.

— А знали вы, на кого нападаете?

— Знали, бачка…

— Что же вы, собаки, женщин хотели поубивать?

— Как можно, бачка боярин? Убивать не хотели. Гаюн велел княжну живой взять.

— Княжну! А на что она ему?

— Того не знаю, бачка… Красивый девка, княжна… А может, он выкуп за нее хотел взять.

Больше спрашивать было не о чем. Приказав одному из дружинников скакать в монастырь и сказать монахам, чтобы пришли подобрать убитых и раненых, Порошин снова подошел к возку. Его разговор с пленником здесь все слышали от слова до слова, так что повторять не было надобности.

— Царица небесная! — с негодованием воскликнула княгиня. — Я-то мыслила, что они на нас по неведенью наскочили, а это что же выходит? Какой-то поганый нехристь чуть не у ворот Спасова монастыря засаду ставит, чтобы захватить дочь муромского князя! И беспременно бы захватил, не подоспей ты ко времени, Василий Романыч! Эдак вскорости из хором на улицу с оглядками выходить придется!

— Да, видать, соседство у вас беспокойное, — сказал Василий и покосился на княжну. Она была бледна и в продолжение этих разговоров не промолвила еще ни слова, но Василий несколько раз ловил на себе ее пристальный взгляд, выражение которого трудно было определить в быстро сгущающихся сумерках.

— Ты никак заснул, Афанасий Никитич? — обратилась княгиня к воеводе. — Али станем тут ожидать, доколе они вдругораз нагрянут? Сей же час в Муром!

— Слушаюсь, матушка-княгиня! Только опасаться уж нечего: небось те, что живыми ушли, чешут теперь по лесу, что твои зайцы!

— Все одно, не ночевать же тут.

Порошин отдал нужные распоряжения и сам вскочил на коня. На облучок повозки, вместо убитого кучера, сел один из дружинников и, разобрав вожжи, зацокал на лошадей.

— Ну, прощай, княгиня, и ты, княжна, — промолвил Василий, тоже успевший сесть на коня. — Счастливой вам дороги, а мой путь в другую сторону.

— Да ты что, батюшка? Али в Муром не заедешь? — с удивлением спросила княгиня.

— Поспешать мне надобно в Стародуб, княгиня, и далее на полночь [91] . Путь наш неблизок, а осень не за горами.

— И слышать того не хочу, боярин! Как это можно: ты нас от полона либо от смерти спас и теперь мыслишь уехать, не давши князю поблагодарить тебя? Да он мне в жизни не простит, коли я тебя отпущу!

— Видит Бог, княгиня…

— Бог-то видит, да вот ты не видишь! Может, разбойники снова впереди засели, чтобы дело свое довершить, а ты нас одних покинешь? Не ждала я от тебя такого, право, не ждала!

— Ну, коли так, еду, княгиня, — после небольшого колебания сказал Василий и тронул плетью своего коня.

Едва ли сыщется на Руси хоть десяток городов, которые по древности могли бы потягаться с Муромом. Точное время его возникновения неизвестно, но, во всяком случае, существовал он еще до призвания Рюрика.

Раскопки археологов показали, что еще в доисторические времена в этих местах кочевали охотники за мамонтами, оставившие по себе многочисленные следы в виде всевозможных каменных орудий, костей убитых ими животных и т. п. Позже обитало тут чудское племя мурома, от которого и получило свое название городище, служившее этому племени столицей.

О муроме, как о народе, в истории не осталось почти никаких сведений. Когда она исчезла и когда появились тут первые славяне, неизвестно. Можно лишь указать, что с Х века мурома — как некая этнографическая единица, сохранившая какие-то признаки обособленности, — уже не упоминается ни в одном письменном источнике. Очевидно, к этому времени она полностью растворилась в славянской массе, а город Муром сделался центром образовавшегося тут русского княжества, подчиненного Киеву.

Распределяя русские земли между своими многочисленными сыновьями, Владимир Святой отдал Муромское княжество Глебу, тоже причисленному православной Церковью к лику святых. Как известно, Глеб Владимирович в 1015 году был убит своим братом, Святополком Окаянным, после чего в Муроме сидели киевские наместники, но в конце того же XI века он перешел во владение черниговского князя Олега Святославича, который отдал Муромскую и Рязанскую земли своему брату Ярославу, чьи потомки с той поры там и княжили.