Шрифт:
Мальчик не договорил – стоящие на коленях посторонились, неуклюже отползая в сторону, и пропустили на площадку перед шахтой одного из помощников Голоса. Прислужник, скромно потупившись, нес в руках узкую высокую бутыль из непрозрачного бурого материала, напоминавшего глинопластик. В другой руке была зажата пиала такого же цвета.
– Наконец-то! – просиял толстяк, хищно улыбнувшись. – Владыка Апокалифтис, все почти готово! Сейчас чужаки изопьют благонравия и навсегда станут частью нашей общины, славя тебя день за днем!
– Ничего мы пить не станем! – закричал Дима, сжимая кулаки. – Только попробуй, подойди – дам в нос!
По рядам коленопреклоненных благодатинцев прокатился ропот: как этот наглец смеет так дерзко говорить с великим Лифтом и Голосом Его? Люди шептались, испепеляя нахалов взглядами. Как один, они недовольно кривили губы, только и ожидая приказа схватить и проучить чужестранцев.
– Станете-станете! – жизнерадостно потер ладони-беляши Голос Апокалифтиса. – Один маленький глоточек, братья и сестры, всего один маленький глоточек. И вам будет безразлично происходящее за пределами Благодати. Сердца наполнит любовь и чувство бесконечного преклонения перед величием Его.
Он выхватил у помощника пиалу, подставил под наклоненное бутылочное горлышко. Наполнил темной мутной жидкостью, от которой исходил слабый запах меда, и шагнул к детям.
– Получай! – вдруг просипел Димка, бросаясь вперед еще до того, как брат успел остановить его.
Неожиданный пинок мальчика, пришедшийся точно в руку Голоса, выбил пиалу, отшвырнув куда-то в толпу. Позеленев от злости, толстяк шумно всасывал воздух, хлопал мясистыми губами и с отвращением рассматривал забрызганную благонравием одежду.
А через миг, когда община поняла, что именно сотворил пришелец в черно-желтой куртке, толпа всколыхнулась. Подползла ближе, еще не решаясь встать с колен, но уже готовая хватать и дубасить. И едва не сомкнулась вокруг заботинцев – но от Лифта вдруг ударило что-то оглушительное, упругое, опрокидывающее.
Мощный рев, издаваемый четырьмя звуковыми пушками Апокалифтиса, прокатился поверх голов. В считаные мгновения он наполнил воздух таким невыносимо-протяжным стоном, что от него заломило зубы и заболели ребра. Десятки благодатенцев повалились ничком, выкрикивая мольбы и вразнобой распевая гимны, а наши герои потеряли равновесие, упав друг на друга.
– Вы идете против воли Голоса Моего?! – прорычал Лифт, вращая амбикамерами. – Негодники! Грешники! Грязные души, требующие очищения!
Жирдяй, хлопнувшийся на спину, пытался встать, беспомощно суча ногами. Прислужники тут же кинулись к нему, помогая перевернуться на живот. Дима, Витя и Настя тоже вскочили, сбиваясь в кучу и готовясь продолжать сопротивление.
– Это акустическая пушка, – прошептал Витька остальным. – Отключим ее – лишим мошенников оружия!
– Но как? – Настя все вертела головой, выискивая хоть малейшую лазейку для побега.
– У меня есть план… – Мальчик поправил слетевшие очки, прищурился и повернулся к толстяку.
Тому в это время уже принесли новую чашку, которую он сейчас спешно наполнял дурманом из бурой непрозрачной бутыли. Руки Голоса подрагивали, ноги подкашивались. Вероятно, даже прислуживая Лифту-тирану, толстобрюх не мог быть точно уверен в собственной безопасности…
– Пейте мое благонравие, гадкие грешные дети! – возопили динамики Лифта так громко, что эхо еще долго металось под блеклыми сводами поляны.
– Нет! Мы не станем! – выступил вперед Витька, рубанув по воздуху рукой.
– Глупцы! – рявкнул Апокалифтис еще до того, как охваченный гневом Голос успел вмешаться и приказать своим слугам схватить непокорных. – Я сокрушу и вас, и всю Благодать! Противление воле Моей не имеет права на существование! Подчинитесь или умрите, погубив всю поляну!
Община взвыла от ужаса. Теперь религиозные фанатики не пытались схватить близнецов, а медленно отползали от шахты, почуяв скорую расправу. Дети плакали, женщины подвывали, мужчины стонали и скрипели зубами.
Толстяк повалился на колени, простирая руки, и начал умолять своего владыку сменить гнев на милость. В этой суете и хаосе крик мальчика услышал только Лифт, оборудованный высокочувствительными микрофонами.
– Убеди нас принять слово Твое, великий Апокалифтис! – стараясь перекричать окружившую их какофонию страха, выпалил Витя. – Порази нас мудростью, позволь выйти из кабины Твоей обновленными! И тогда мы примем благонравие, став частью семьи, которую Ты хранишь и оберегаешь!
Малиновые светодиоды над кабиной мигнули, внутри с перезвоном качнулись подвески дорогих люстр. Пушки втянулись в корпус Лифта, амбикамеры с жужжанием выдвинулись вперед, изучая раскрасневшееся от волнения лицо мальчишки.