Если бы не этот штырь, все объяснялось бы просто. Помещение когда-то было душем, здесь после занятий мылись люди, тренировавшиеся в соседнем спортзале. Но потом кто-то решил использовать это помещение по другому назначению. По какому, он пока не понимал. Подумал: может быть, какое-то отношение к этому новому назначению имеет металлический штырь.

Сделав несколько попыток встать на ноги, вскоре понял: встать он не сможет. При каждом движении в боку возникает жуткая боль. Похоже, два-три ребра у него сломаны.

Наконец, отчаявшись, опустил голову на пол. Что бы только он не отдал сейчас за глоток воды! Просто за один глоток. Если бы он сделал этот глоток, он смог бы продержаться еще долго.

Он сам не заметил, как впал в забытье.

Из этого забытья его вывел звук открываемой двери.

Подняв голову, увидел: это Слон. Одет, как всегда, в кожаную черную куртку, тенниску и джинсы. Серая тьма ушла, в комнате светло. Значит, рассвет уже наступил.

Встретив его взгляд, Слон закрыл за собой дверь. Сел на стул, достал сигареты, закурил. Затянувшись, улыбнулся:

— Привет, золотой. Как жизнь?

Седов ничего не ответил. Сделав несколько затяжек, Слон положил сигарету на край соседнего стула.

— Что, золотой, одумался? Пришел в себя?

Плевать, подумал Седов. Сейчас он попросит пить. А там — будь что будет. Прохрипел:

— Пить… Дай мне пить…

— Что? — Слон шутовски пригнулся. — Пить захотелось? Водички?

— Пить… — повторил Седов. — Дай пить…

— Дам, — сказал Слон. — От балды дам. Но ты сначала скажешь, что мне нужно.

— А что… тебе нужно?

— Немного. Код к твоей банковской карточке. Номер твоего счета в «Чейз Манхэттен». Фамилия, на которую открыт счет. И сумма. Все.

— Нет у меня никакого счета в «Чейз Манхэттен»…

— Лепишь, родной. Бьешь макли. Ты же Буда. Тебя уже пять человек опознало.

— Какой еще Буда?

— Простой. Будников Геннадий, он же Буда. Телохранитель Лукмаса. — Взяв сигарету и затянувшись, Слон провел огоньком сигареты по его шее. — Мы же грамотные, золотой. Что это? Вот это, вот, на шее?

— Не понимаю, о чем ты…

— Отлично понимаешь. Пластическую операцию после вашей с Кивой «восьмерки» ты сделал чисто, не придерешься. Но шрамы не спрячешь, шрамы остались.

— Какие еще шрамы?

— Такие. Я же все знаю про Лукмаса, золотой. Единственное, чего не знаю, — где он сейчас. Поэтому хотел бы знать это тоже.

— Не знаю я никакого Лукмаса…

— Знаешь, — притушив сигарету о подошву, Слон бросил ее в угол. — Ты хоть понял, где находишься? Эй, золотой?

Встретившись со Слоном взглядом, Седов выдавил:

— В комнате, где еще…

— А для чего нужна эта комната, не понял?

— Не понял… И понимать не хочу…

— А зря. Посмотри на пол. Хорошо посмотри.

Последовав совету Слона, Седов обвел взглядом бетонный пол. Сейчас, при ярком свете, было видно: он весь покрыт бурыми пятнами. Особенно темным было место у подножия металлического штыря.

Происхождение пятен не вызвало у него никаких сомнений. Это была кровь. Спекшаяся, прочно въевшаяся в бетон кровь.

Слон усмехнулся:

— Знаешь, как сажают на кол? Поднимают и опускают очком на острый кол? Вот на такой. Если еще не знаешь — узнаешь.

Встав со стула, присел на корточки. Сказал шепотом:

— Колись, родной. Лучше скажи все сейчас. Потом будет поздно. Это медленная смерть. Будешь кричать, умолять, чтобы тебя сняли. Но дело в том, что снять с кола уже нельзя. Через десять минут человек, посаженный на кол, — мертвец. Хотя может жить еще долго.

Слон улыбнулся — и вдруг, резко дернув головой, осел. Тут же мягко завалился на бок. Одновременно с этим Седов услышал негромкий хлопок.

Глаза Слона были безжизненными, в центре лба появилось небольшое темное пятнышко. В следующую секунду Седов все понял: стреляли из пистолета с глушителем. Поднял голову — в открытом окне наверху виднеется голова в черной маске. На шее — прибор ночного видения.

Заметив, что он на него смотрит, человек показал соединенные в кольцо большой и указательный пальцы. Тут же, ловким движением проскользнув в оконный проем, спрыгнул на пол. Присел над ним:

— Федя?

— Федя, — ответил Седов. — Веревки разрезать можешь?