— Дело, наверное, обстоит иначе, — задумчиво произнес Бернарди. — Приходит время, и вы, люди, взрослеете, меняетесь. И не остается ничего от тех детей, которыми вы были. Вас не узнать. Наверняка и ты тоже, полковник, когда-то был совсем другим…

Еще некоторое время они стояли молча, пристально глядя друг на друга. Потом Бернарди попрощался и медленно побрел в глубь леса, притихшего, безмолвного.

Наконец двинулся к дому и полковник, потухший фонарь раскачивался и поскрипывал у него в руке. Сделав шагов шесть или семь, Проколо остановился и резко обернулся: ему показалось, будто кто-то идет следом.

Однако он никого не увидел. В свете луны все было неподвижным и молчаливым. И тем не менее полковник заметил, что за ним тянется длинная черная тень — непомерно длинная. То, что луна начала меркнуть и лучи ее теперь падали на землю косо, не могло служить исчерпывающим объяснением, почему тень вдруг стала такой огромной.

Еще через пару шагов полковник снова обернулся:

— Да что тебе надо от меня, проклятая тень? — спросил он, взбешенный.

— Ничего, — ответила тень.

По безлюдным долинам часто бродят пагубные мысли, недобрые желания, и откуда они берутся — неизвестно. Их рождает одиночество, а потом они проникают в сердце: для того чтобы в человеке поселилась такая зараза, достаточно лишь долго смотреть на лес в дни, когда дует северный ветер, или наблюдать за кучевыми облаками, или просто пройти по одной из тех заросших, петляющих между деревьями тропок, что бегут на северо-запад. Именно это и приключилось с полковником Проколо. Однажды вечером у него в голове стала вертеться мысль — поначалу робкая, она постепенно превратилась в навязчивую идею: вот бы Бенвенуто умер.

Осмотрев доставшиеся ему владения, Проколо пришел к выводу, что Морро поступил крайне несправедливо, отдав Бенвенуто лучшую и б'oльшую часть леса. Из-за препятствий, с которыми он столкнулся при попытке вырубать ели в Старом Лесу, а также из-за всей этой истории с духами полковник ходил теперь мрачнее тучи. К племяннику, которого он видел шесть или семь раз в жизни (включая неожиданную встречу на лесном празднике) и считал созданием ничтожным и жалким, Проколо не питал теплых чувств. Вскоре он стал относиться к нему как к обузе и постепенно возненавидел мальчика, мечтая, чтобы тот сгинул, провалился сквозь землю, — вот тогда ему принадлежали бы все угодья.

Никто, конечно — разве что ветер Маттео, — не догадывался о замыслах, которые зрели в голове у Проколо, подпитываемые одинокими прогулками и всякой скверной, сочившейся в иные дни из чащи.

Правда, те, кому доводилось тогда повстречать полковника, замечали, что глаза у него светятся коварством, а в голосе звучит что-то странное, наводящее на мысль о нечистых намерениях; и собеседник старался побыстрее закончить разговор, словно опасался, что Проколо причинит ему неизвестно какой вред.

Нехорошая мысль, прицепившаяся к полковнику, в конце концов заставила его проговориться и в открытую заявить о своем желании. Кое-кто, кого мы не можем назвать здесь по имени, но чья честность не вызывает сомнений, услышал разговор, происходивший 23 июня возле дома между Проколо и ветром Маттео.

— Сегодня ночью мне приснилось, — сказал полковник, — будто Бенвенуто умер.

— Ну, не такой уж это нелепый сон, — заметил ветер. — Бенвенуто хрупкий и болезненный мальчик.

— Мне приснилось, будто Бенвенуто умер, — продолжал Проколо, — и я стал хозяином его леса.

Ветер ничего не ответил.

— И я стал хозяином всего его леса, — повторил полковник спустя мгновенье.

— Скажи уж лучше прямо, — не выдержал Маттео. — Ты что, хочешь попросить меня погубить его?

Полковник молчал.

— Если дело стало только за этим, — прибавил ветер, — то для меня такое задание — пустяк, справлюсь в два счета. Заодно потренируюсь. Какой-нибудь хороший ураганчик в подходящий момент… верно, полковник? И все шито-крыто, никто ничего не заподозрит.

— Да, — ответил Проколо, — ты ведь дал мне клятву верности.

Пансион, в котором учился Бенвенуто, находился примерно в восьми километрах от Нижнего Дола, по дороге в горы. Чуть выше начиналась полоса хвойных деревьев, а до Старого Леса оставалось еще порядка километра.

24 июня во втором часу дня Бенвенуто, воспользовавшись перерывом между занятиями, отправился в лес — зачем, нам неизвестно, — и как раз тогда его настиг ветер Маттео.

Внезапно мальчик почувствовал, что против него восстала какая-то грозная, неведомая сила. Он упал в траву, прижался к земле. Потом встал, испуганный, и, задыхаясь от страха, со всех ног побежал обратно к пансиону.