Шрифт:
– Отлупим! – закричал он. – Вот увидишь, отлупим!
Когда они с Варькой брели по мелкой воде к сваям, он спросил:
– Ты за что их?..
Варька вздохнула, потёрла ушибленный нос и заговорила, как с равным:
– Так они ж меня с этой сваи спихнули. Курортники окаянные.
И только тут Славка заметил, что Варька мокрая с головы до ног.
– Ты сними одежду и повесь сушить, – сказал он.
Варька повела плечом.
– Ты не стесняйся, я отвернусь, – простодушно предложил Славка.
– Да нешто я тебя застесняюсь. Просто не люблю я в голом виде сидеть. У меня на плечах пузыри бывают от солнца.
Варька все же разделась. Разложила сушить свои брюки и кофту. А косынку выстирала. В трусах она совсем была похожа на мальчишку. Только щёки у неё более плавно сходили к подбородку да толстая коса на спине.
– Ты чего такой, каждый день как мочёный? – спросила она.
– У меня мать уехала, – сказал Славка. – Насовсем…
Варька уставилась на поплавок. Лицо у неё стало строгим.
Славка разглядел, что ресницы у неё мохнатые и от них по глазам тень.
Варькин поплавок то и дело тонул. Она дёргала бычков и ершей с громадными ртами, сажала их на кукан и молчала.
– А ты не вникай, – вдруг сказала она. – Пусть они сами в своём разбираются. Ты им не судья, и тебя ихнее дело не должно касаться.
Варька посмотрела поверх Славкиной головы. Тряхнула косой, словно прогоняя неприятную думу.
– Кто их там разберёт, – пробормотала она. – Они же чисто дети малые. По каждому пустяку у них раздражение. Даже смешно, до чего у них жизнь нервная…
– А у тебя спокойная? – спросил Славка.
Варька ответила уклончиво:
– Мне одно нужно. Чтобы не мешали. А дальше я сама разберусь. Закончу образование… Я знаю, кем стану…
Домой они шли через весь город. Несли вдвоём ведро рыбы.
Варькиной бабушкой оказалась та самая злая старуха Ольга. Она долго разглядывала Славку и что-то ворчала.
Славка думал: как странно, несколько дней назад не было для него на земле человека злее старухи Ольги, а сейчас он глядит на неё и пытается улыбнуться ей. И не потому, что старуха стала добрее и лучше, а потому лишь, что Варька – старухина внучка.
КОГДА НАЧИНАЕТСЯ БИОГРАФИЯ
Вечером, дождавшись отца, Славка похвастал:
– Сегодня я дрался.
– Заслуга какая, – ответил отец. – В твоём возрасте я каждый день дрался…
Беседовать на эту тему дальше Славке не захотелось. После ужина, когда Славка помогал бабке Марии мыть возле хаты посуду, он услышал разговор отца с дедом Власенко. Он не видел их, но слышал голоса из окна:
– Нешто тебе, парень, мальчонку не жаль? Он же один среди всех. Какая у него биография – всю жизнь как зерно между жерновов. И трёте вы его, и трёте. Так человека в муку растереть можно.
– Какая там биография. Нет у него ещё биографии. Биография начинается с поступка, а не с факта рождения.
– Ему же годов, что тому куренку…
– Я в его возрасте в немецкую полковую кухню дохлых крыс кидал. Постромки у лошадей ножиком резал. А годом старше – грузовик со снарядами сжёг. И в том же году я с простреленным животом по земле полз…
– Ты не равняй, парень…
– А чего ж не равнять?.. Я, дед, знаю и таких тоже, которые в тридцать лет женятся, и это в их жизни единственный поступок, больше до смерти и вспомнить нечего.
– Он ещё не заиграл от солнца, не почувствовал силы, – раздумчиво сказал дед. – Он стоит, как тот малёк, и не знает, что из него вырастет и что ему придется кушать. Он ещё всех боится…
Бабка Мария захлопнула окно.
– Не вникай, – сказала она.
Бабка Мария обтирала тарелки. Славка заметил на её глазах слезы! Наверно, вспомнила она своих сыновей и мужа, которые ушли из жизни до срока.
СЪЕДОБНАЯ ЗЕМЛЯ
Утром в окно постучала Варька.
– Пойдём, что ли, – сказала она. – Я тебе, смотри, удочку наладила, чтобы ты так зазря не сидел, не глядел в воду.
На сваях Славка сказал ей:
– Давай из затона катер угоним.
– Не гляди в воду, – пробурчала Варька. – В воду глядеть опасно.
Славка смотрит.
Море набегает на него с трёх сторон, громадное. Тихонько качает его, приподняв, и летит Славка, окружённый стремительным блеском. Славка думает о красоте. Есть на земле такая красота, что, глядя на неё, хочется плакать нестыдными слезами. Он думает: вот бы жизнь так прожить, чтобы, когда умер, все плакали – и знакомые и незнакомые люди. Весь мир. Вся земля.