— Может быть, я найду что-нибудь подарить и тебе.

Он оставил своего слугу и ушел.

Он направился прямо к той хижине, в которой жила Зюлейка.

Негритянка сидела у дверей и кормила маслом змею. Белая Борода довольно долго наблюдал, и по лицу его скользнула улыбка.

— Зюлейка, — воскликнул он, — ты должна приготовить хороший обед, я отсылаю сегодня Лео в Хартум; в последний раз он будет сегодня обедать на земле динков. Готовь получше, чтобы обед ему понравился.

Негритянка встала, но ясно было видно, что это известие ее вовсе не обрадовало; она даже слегка дрожала.

— А потом я и сам уеду, — сказал Белая Борода, — а вас всех сделаю свободными, освобожу также и тебя; ты можешь возвратиться на свою родину.

Но даже и это сообщение не произвело на Зюлейку должного впечатления; выражение ее лица не изменилось.

— Почему ты так печальна, Зюлейка? — спросил Белая Борода, но не получил ответа; негритянка хотела уйти.

Тогда он удержал ее и сказал:

— Так как ты была добра, Зюлейка, и заботилась о Гассане, то я хочу сделать тебе подарок. Эту серибу со всеми домами, слугами и стадами я подарю тебе, когда уеду. Ты можешь тогда выйти замуж, Зюлейка, и если хочешь, Лео может остаться у тебя управляющим, если он также на это согласен. Но что же ты смотришь на меня так удивленно? Я говорю правду; сбегай поскорее к Лео и спроси его, хочет ли он ехать со мной или остаться с тобой. Беги скорее и принеси мне ответ!

С этими словами Белая Борода отвернулся от негритянки и быстрыми шагами пошел домой. На лице его играла улыбка.

Основанное им Сансуси было спасено. Теперь дома не будут уничтожены древоточцем и рассеяны ветром, рабы и слуги не разбредутся во все стороны. По-прежнему там будут пастись стада и к огородам примкнут вновь обработанные поля. И кто же будет управлять серибой? Лео и Зюлейка, это не подлежит сомнению; и Белая Борода ждал, что они придут оба, чтобы представиться женихом и невестой.

Но это случилось не так скоро; будущие владельцы Сансуси, по-видимому, прежде хотели поговорить одни.

Белая Борода был все-таки доволен; его пребывание в стране не должно было пройти бесследно; он твердо надеялся, что благодарные негры, которым он создал в Сансуси новый очаг, будут жить по его заветам.

Дожди прекратились, рано миновала осень со своей пестрой зеленью и наступила зима.

В лесу торчали голые сучья, пустынная высохшая степь местами казалась обнаженной. С севера прилетели перелетные птицы, на болотах и реках появился аист, а белые в серибе, наоборот, готовились к отъезду на север.

Они исследовали страну, исходили вдоль и поперек степи, леса, горы и долины и теперь возвращались в Хартум. Тюки были упакованы, а также приготовлены к перевозке слоновые клыки. На следующее утро думали отправиться в путь. Завтра начнутся трудности далекого похода, а сегодняшний вечер решили повеселиться; это был последний вечер в Сансуси, где покойному Гассану при погребении были оказаны все почести, где гостеприимно были приняты чужеземцы и где приятно и без больших забот жили господа и слуги.

В этот вечер совершилась свадьба Лео и Зюлейки; динки торжественно отпраздновали ее. Белая Борода сам доставил из леса свадебное жаркое: молодого буйвола и двух антилоп.

Из овощей приготовили пиво.

Факелы освещали ночь.

Пир уже кончался и начиналась пляска. Танцы дикарей не похожи на наши.

На зеленом лугу танцуют не отдельные пары, а мелькают целые толпы дикарей, изображая под открытым небом род нашего балета.

В масках зверей и с хвостами животных появляются они и представляют в пантомимах сцены из жизни животных. Так же было и здесь. Веселыми звуками огласилось Сансуси. «О, о!» — доносилось до звездного неба, как будто Бахус вновь совершал торжественное шествие по земле.

Сияя радостью, смотрела Зюлейка на веселье чернокожих, на толпу негров, освещенную магическим красным светом. С довольной улыбкой сидел Лео.

Один из путешественников находился поодаль; он усердно рисовал, стараясь изобразить танец негров.

Самое большое удовольствие испытывал Белая Борода.

Гремели литавры, резко звучали дудки; «О, о!..» — кричали люди. Торжеству, казалось, не будет конца.

Наконец, праздник заключился грандиозной иллюминацией. Лео сам должен был поджечь ближайшую сухую степь. Высоко поднялись огненные языки.