Поэтому Джон не сказал ничего, лишь продолжил вести отсчет. Быть может, теперь он считал немного громче, чем прежде. Дойдя до сотни, он переложил руль, изменяя курс, и начал считать заново:

– Один, два, три…

Теперь «Ласточка» вновь шла правым галсом.

Маленькое суденышко рыскало зигзагами по озеру – то в одну сторону, то в другую. Острова уже должны были быть где-то недалеко.

Неожиданно Джон прекратил отсчет.

– Слушайте, – прошептал он. – Деревья. Я слышу, как ветер шуршит листвой. Что это? – И он посветил фонариком поверх борта.

Луч высветил белый всплеск – это волны разбивались о камни. Шум ветра в листве доносился откуда-то спереди, совсем близко.

– Вытравить фал! – скомандовал Джон. – Спустить парус. Хватай рей, как только он упадет!

Сьюзен действовала со всей доступной ей быстротой. По голосу Джона она поняла, что нельзя терять ни мгновения. Парус с шорохом обрушился вниз. Сьюзен постаралась уложить его как можно аккуратнее. Затем она посветила фонариком в темноту перед носом лодки.

– Там что-то близко, очень близко, – сообщила она.

«Ласточка» по инерции скользила, рассекая гладкую воду. Джон вытащил весла.

– Вот оно, – сказала Сьюзен. – Совсем рядом. Загребай левым веслом. Это причал!

«Ласточка» мягко ударилась о что-то деревянное.

– Держись за это покрепче, что бы это ни было, – велел Джон и втянул весла в лодку, а потом перебрался на нос.

Луч фонарика осветил черные и влажные балки причала – одного из тех деревянных причалов, которые строят для своих кораблей туземцы.

– Посвети вверх, Сьюзен, – попросил капитан. – Я сойду на берег.

Сьюзен вскинула фонарик вверх. Мгновение спустя Джон был уже на причале.

– Теперь порядок, – сообщил он. – Я прихватил фалинь.

Джон тоже засветил фонарик, и, когда «Ласточка» отошла чуть назад, Сьюзен увидела, что Джон стоит на причале и привязывает фалинь к швартовочной тумбе.

– Во всяком случае, тут с нами ничего не произойдет, – сказал Джон. – Хорошо, что мы не наскочили на те камни, мимо которых только что проходили. Интересно, что это за остров?

Он прошел по причалу к берегу, подсвечивая себе фонариком, но почти сразу вернулся назад.

– Там объявление, в нем написано: «Частное владение. Высадка запрещена».

– И что нам делать? – упавшим голосом спросила Сьюзен.

– Высадиться, конечно же, – уверенно ответил капитан Джон. – По крайней мере, если мы хотим высадиться. Все равно туземцы сейчас спят. Мы останемся тут до тех пор, пока хоть чуть-чуть не развиднеется. Скоро уже должно начать светать. Только тупицы будут пытаться плавать среди этих островов в такой темнотище.

– А как же Титти? – забеспокоилась Сьюзен.

– Титти в лагере, там у нее есть палатка и костер. С ней все будет в порядке. И с нами теперь тоже.

Капитан Джон был невероятно счастлив. Теперь, когда опасность миновала, он отлично понимал, что они все-таки показали себя изрядными тупицами, решив поплавать под парусом в ночной темноте. Но «Ласточка» все-таки не напоролась на скалы, а прочно пришвартована к безопасному причалу. Где находится этот причал – неважно. На рассвете все станет понятно.

Сьюзен сказала:

– Роджер, тебе лучше поспать.

Роджер ничего не ответил, он уже и так крепко спал. Джон снова спрыгнул в лодку.

– Потише, не разбуди его, – прошептала Сьюзен. Джон осторожно переступил через спящего юнгу.

– Здесь есть еще два одеяла, – сообщила Сьюзен.

– Я не собираюсь спать, – отозвался Джон, поудобнее устраиваясь на дне лодки. – А ты можешь отдохнуть.

– Эй, Джон, – шепнула Сьюзен через мину ту или две, но опять не услышала ответа. Через несколько минут боцман Сьюзен тоже погрузилась в сон.

Ветер унес прочь тучи, и в вышине, над озером, над «Ласточкой» и ее спящим экипажем ярко засияли звезды. Над грядой восточных холмов глубокая синева неба начала бледнеть и выцветать. Острова, сгрудившиеся у входа в залив Рио, превратились в темные громады, выделявшиеся на фоне воды, которая теперь стала светлее. Если раньше и суша, и небо, и озеро были одного непроглядно-черного цвета, то теперь вода и небеса постепенно становились серовато-голубыми. Потом и острова начали менять цвет – из черных они превратились в блекло-зеленые, коричневые и серые, а рябь на воде уже тускло отблескивала, словно разлитое олово.