Шрифт:
Фрэнси села на кровать. Ей хотелось и послать Зака к черту, и согласиться на его предложение. Второе — потому, что ей просто-напросто хотелось избежать хлопот и перестать беспокоиться. Она безумно устала. Эта война была ей сейчас совершенно ни к чему, учитывая бардак в личной жизни.
— У меня такое чувство, что ты мне чего-то недоговариваешь, — сказала она.
Ответа не последовало.
— Ты выбрал соперником меня по какой-то особой причине, — продолжила она.
— Ты слишком много о себе возомнила, — ответил на это Зак.
— Разве?
— Да.
— Это потому что я женщина? А ты не хочешь нас видеть в этом бизнесе.
— Я не пещерный человек, я феминист.
Фрэнси только рассмеялась.
— Только если мы будем управлять объединенной Фирмой вдвоем, — ответила она, — если я тоже буду главным боссом. Тогда я могла бы согласиться на это, в противном случае вынуждена отказаться.
— Это окончательный ответ?
Фрэнси опять рассмеялась. Его вопрос прозвучал как у ведущего «Кто хочет стать миллионером?».
— Да! — взревела она.
— Жаль, — сказал Зак, и разговор был окончен.
Фрэнси так и осталась сидеть с телефоном в руке. Он еще попляшет.
Черт, еще как попляшет. Никогда в жизни он не заставит ее сдаться. Никогда в жизни она не станет работать на него.
Она вернулась к Грейс, которая вся как-то раскисла, глаза — на мокром месте.
— Дай ему то, что он хочет, — сказала мать.
— Что?! — воскликнула Фрэнси.
— Пусть возьмет то, что хочет.
— Ты подслушивала?
— Продай ему свой бизнес! Начни нормальную жизнь! Ты что думаешь, деньги и власть сделают тебя счастливой? Ты подвергаешь смертельной опасности детей. Какая мать будет делать это добровольно?
— Какого ч… А папа? Он ведь делал то же самое, когда я была маленькая! Ты забыла?
— Он — мужчина! Я сидела дома и заботилась о вас. У вас было все, что нужно.
Фрэнси чуть не задохнулась от возмущения. Что за пораженчество!
— То есть ты считаешь, что мужчине можно… — начала она.
— Да, я так считаю, — ответила Грейс. — Ты не должна заниматься тем, чем ты занимаешься. Это не твое. Никогда не было твоим. Это все из-за… Так получилось, потому что… В общем, все это ошибка!
Грейс взорвалась по-настоящему. Она слишком долго копила в себе это возмущение и теперь уже не могла остановиться.
— Моя жизнь не ошибка! — возмутилась Фрэнси. — Как и выбор профессии.
— Ты не выбирала! — прошипела Грейс. — Тебе приказали.
— Значит, я выбрала этот приказ.
— Сделай новый выбор. Выбери праведную жизнь. Не иди по стопам отца только потому, что он этого ожидает.
— Я делаю это не ради него, а ради себя. К тому же, какое ты имеешь право говорить мне о праведной жизни? Ты живешь в роскоши, потому что папа заработал кучу денег на наркотиках, оружии и проститутках…
— Изначально были вложены мои деньги.
— Которые ты решила отдать ему!
— Я трачу деньги и на множество добрых дел.
— Деньги и власть, мама. Ты живешь так, как живешь, благодаря деньгам и власти. Иди на улицу и поживи, как твои бомжи, а потом уже говори о морали.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать? Со мной, которая стольким ради тебя пожертвовала!
— Тебе никто об этом не просил.
— Я все ваше детство просидела с тобой и Кристиной дома и всегда думала прежде всего о вас, а потому уж о себе.
— Ты сама предпочла сидеть дома. Сама решила настолько изжить в себе любой эгоизм, что почти изжила саму себя. В этом некого винить.
Пощечина была такой сильной, что голову Фрэнси качнуло в сторону. Нельзя бить маму. Нельзя бить маму. Нельзя бить маму.
Не взглянув на мать, Фрэнси повернулась и пошла на террасу, чтобы забрать детей.
Грейс засеменила за ней, поняв, что перешла грань и выплеснула на дочь слишком много всякой грязи. Наружу вылилась вся накопленная горечь, тоска по жизни, которая так и не сбылась. А теперь уже было поздно что-то менять. Она — старуха, богатая старуха, участвующая в деятельности благотворительных фондов, все ее покупки оплачены преступлениями! Так и есть. Она страдала от двойной морали. Так что же ей делать: податься к грешникам или к праведникам?