– Скоро рассвет, – прошептал Родинка.

– А чего шепчемся? – повысил голос Лесоруб и умолк. Ему показалось, что он просто проорал эти слова, и огни, услышав их, уже мчатся к лесу.

– Ну, ты сам понял, – хихикнул Родинка.

В чаще раздался хруст сухих веток. Со стороны болота. Воины напряженно замерли.

– Я это, я, – приглушенно сообщил Рыбак. – Они на восток ушли.

– Пронесло, – выдохнул Фарш.

– И тебя тоже? – вновь хихикнул Родинка.

– Старо как мир, – парировал тот.

– Давайте поспим, ладно? – проворчал Медведь. – До полудня, а? Это – лес. Я хочу выспаться.

– Я на часах постою. – Рыбак так и не залез под ель. – Все равно после такой встряски глаза закрыть боюсь. Родинка, ты как?

– Как-как… Надо ведь, – заворочался весельчак и вылез наружу. – Здорово, – раздался его голос через несколько мгновений. – Это не перелесок. Мы ушли с болота! Елки-елочки! Ух, хорошо!

– Заткнитесь и дайте поспать, – вновь буркнул Медведь.

– Я понять не могу, – заметил Фарш, – как ты о сне вообще думать можешь? Меня до сих пор колотит.

– А он бесчувственный, – хохотнул невидимый Родинка. Зашуршал хвойный ковер, хрустнули сухие ветки – часовые отошли от ели.

Лесоруб закрыл глаза, наслаждаясь воцарившейся тишиной. Лишь далеко-далеко в лесу ухал филин. Вышли! Они все-таки вышли!

Лесоруб проснулся с улыбкой. Это было совсем другое утро! Сквозь тяжелые еловые лапы пробивались тонкие солнечные лучи, раскрашивая землю и лица друзей в чудную пятнистую гамму. Над головой щебетали птицы, а с реки слышался монотонный шум воды.

Лесоруб почувствовал запах костра и выбрался из-под ветвей, встречая утреннее, яркое солнце. На небольшой полянке, шагах в тридцати от ели, где приютились воины, у костерка развалились Родинка и Рыбак. Нежась в солнечных лучах, друзья тихо переговаривались. Первым командира заметил Родинка.

– О! Один проснулся, – приподнялся солдат и расплылся в озорной улыбке.

– Тихо было? – деловито поинтересовался Лесоруб и, отряхнувшись от хвои, подошел к огню.

– Абсолютно! – радостно сообщил Родинка.

Рыбак, расслабленно улыбаясь, кивнул в подтверждение слов приятеля.

– Может, останемся тут на денек? – предложил тот.

– Ты что, дурной? – поинтересовался Лесоруб. – До болота несколько сотен шагов. Давайте потом, а?

– Ладно, – согласился Родинка.

– У нас опять рыба сегодня? – алебардист посмотрел на Рыбака. Воин как-то незаметно, но прочно занял место кашевара и охотника.

– Пока да, – ощерился тот. – Лука нет, так что с дичью будут проблемы. Могу кашу из коры сделать.

– Шутка? – не понял алебардист.

Рыбак лишь загадочно хмыкнул.

– Когда двинемся-то? – спросил Родинка

– Как наши проснутся. Ночь тяжелая была… Вы бы сами вздремнули, а я подежурю.

Охотник медленно поднял руку к небу:

– Полдень почти, кэп.

– Ох, ничего себе, – удивился алебардист.

– Спать вы горазды, это точно.

– Я рыбы напек, так что буди наших, пусть пожрут, и пойдем. Завтра бы на дневку встать. – Рыбак лениво повернулся на бок.

– Вы-то как? Спали же часа четыре всего…

– Норма, кэп, – Родинка ободряюще улыбнулся. – Если завтра дневка – то вообще замечательно. Дойдем.

– Ладно, я пошел ребят будить. – Алебардист направился к спящим товарищам.

Путь по лесу, после болота, показался странникам настоящим подарком судьбы. Да, в лицо лезли колючие ветки, но это лучше, чем забивающий ноздри затхлый запах топей и вязкая земля под ногами. А когда отряд вновь вышел на берег и еловый бор сменился березовой рощей, – счастью воинов не было предела.

Шагая вдоль реки, бойцы озирались по сторонам, отмечая красоту местного леса. Зеленая молодая трава, черничники, белые стволы берез, небольшие осины и заросли ольхи. Ветер играл с листвой, ласкал волосы. Шлемы прочно перекочевали в заплечные мешки, поэтому солдаты всецело ощущали прелести путешествия.

В один из переходов отряд вспугнул оленя, и Рыбак долго потом возмущался, что у него нет лука. Остальные разделяли его обиду. Рыба надоела всем. Хотелось мяса…

К вечеру путники наткнулись на старые, покрытые мхом развалины. Когда-то это была гордо красующаяся над лесом дозорная башня. Сейчас ее останки жалко ютились на вершине поросшего ольхой холма. Остановившись у подножия, солдаты переглянулись.