В этот момент в разговор вступил молчавший" до сих пор Трежилов. Услышав слова оперативника РУЭ, он забеспокоился:

– Послушайте, мы так не договаривались. Уговор был: я вам нахожу Джаггера, вы у него забираете то, что вам принадлежит. После этого вы оставляете Джаггера мне, как, впрочем, и его Сумочку.

Морави, полностью проигнорировав слова Сан Саныча, взглянул на сумку-броню.

– Медленно, спокойно брось мне под ноги свою броню, – приказал он, угрожая энергопистолетом.

– Как вам? – возмущенно заверещал Трежилов. – А мне? Я вам что, "шестерка"? Если меня наколете – вам конец. Из-под земли достану, из-под корней вырву. Я в законе и в этом городе хозяин. Да я вас…

Договорить Трежилову Морави не дал. Он, продолжая целиться в меня, левой рукой внезапно схватил Сан Саныча за горло. Трежилов захрипел. Морави сжал сильнее, и главарь бандитов беспомощно замахал руками, став на колени. Морави ухмыльнулся взглядом садиста и последним движением руки сломал шейные позвонки Трежилову. Послышался хруст костей, и тело Трежи-лова отлетело к окну, отброшенное Морави.

Взгляд оперативника РУЭ на долю секунды отвлекся от меня, и я этим тотчас воспользовался. Я, собрав все силы, стараясь как можно более эффективно использовать свои умения и навыки, подпрыгнул и, молниеносно развернувшись, в воздухе выбил ногой пистолет из руки Морави.

Выбитый пистолет, словно камень, выпущенный из пращи, пролетел через всю комнату и, разбив стекло, вылетел на улицу. Приземляясь, я, прибавив к удару силу вращения, силу инерции, другой ногой ударил Морави в корпус. Того отбросило к противоположной стене.

Мой удар оказался недостаточно эффективным. Морави молниеносно вскочил. В руках он держал нунчаки-ножи – страшное оружие. Моя же сумка отлетела под кресло. Достать ее оттуда быстро не представлялось возможным без опасения получить удар нунножами в спину.

Я, занимая наиболее выгодное положение, мягко, крадучись приблизился к моему врагу. Морави сделал молниеносный выпад. Стальной веер нунчак-ножей едва не отрубил мою правую руку. Я, с трудом увернувшись, отскочил в сторону. Морави вновь ударил. Телевизор градом осколков разлетелся от встречи с нунножами. Я, стараясь увернуться от новых вееров-серий нунчак, с трудом уклоняясь от встречи со стальной смертью, отступал. Зацепившись о торшер, упал. Морави торжествовал: наконец-то я ему попался. Он криво усмехнулся, отчего его лицо, обезображенное шрамом, стало вовсе отвратительным. Но радовался оперативник РУЭ рано. Когда Морави взмахнул веером нунчак-ножей, желая добить меня, беспомощного, распластанного на полу, я, схватив стальную стойку торшера, отбил его удар. Посыпались искры, и я, не давая моему врагу опомниться, вскочил на ноги и нанес несколько сильных ударов стальной стойкой.

Морави, с трудом отбивая мои удары, стал отступать к окну. Я, двумя ударами о пол отломив абажур и подставку, ловко перекидывая стальную трубку из руки в руку, двигался на него. Шансы наши с Морави, после того как я обрел оружие, уравнялись, и я ждал, когда мой противник ошибется. И дождался. Морави сделал неверный выпад и встретился с моим оружием. Стальная трубка-копье с силой врезалась в его грудь, и Морави, выбив телом стекло, вылетел на улицу. Я хотел подбежать и посмотреть на результат своего удара, как вдруг был остановлен громким выкриком, раздавшимся, словно выстрел, за моей спиной:

– Стоять! Дернешься – сделаю из тебя решето. Я замер, так и не дойдя до разбитого окна.

– А теперь брось железо на пол и медленно, без резких движений поворачивайся.

Мне ничего не оставалась, кроме как подчиниться и, бросив стальной стержень, медленно обернуться. В меня целился из "Калашникова" спецназовец. Он был в черной форме, бронежилете и маске. Я еще не успел до конца оценить свои шансы в этой ситуации, как в комнату ворвались еще несколько бойцов спецназа. Я был безоружен .и, пока еще не решив, как себя вести с этими людьми, не стал сопротивляться.

Спецназовцы влетели как вихрь в гостиную, и я через мгновение упирался лицом в стену. Ноги мне раздвинули на три ширины плеч, а руки, завернув за спину, сковали наручниками. При этом все действие сопровождалось отменной бранью. Наконец я был, по мнению спецназовцев, полностью обезврежен, и один из них доложил по рации: "Все, взяли". Из динамика донеслось:

"Ничего там не трогайте, этого в машину и в отдел". Спецназовец ответил: "Понял, – и добавил: – Тут труп мужчины. Вовчик говорит, это Трежилов. Надо бы следственную группу вызвать". Из рации гневно донеслось: "Я сказал, в машину. Привезешь – и сразу ко мне в кабинет. Выполняй…"

Я сидел в кабинете начальника РУОПа. Со скованными за спиной руками, на стуле прямо перед хозяином кабинета. Спецназовцы в точности выполнили приказание своего командира, и я был незамедлительно доставлен в Управление внутренних дел к майору Пантелееву. Тому самому, который видел меня за рулем "шестерки" с номером из трех шестерок. Который сделал вид у подъезда Игорева дома, что не узнал меня. Тому самому, о котором Игорь говорил, что он связан с Трежиловым. Узнал, оказывается, тогда, в канун Нового года, Петр Васильевич меня. Узнал, да не подал виду. Все то время, пока я колесил по городу, выжидал, ждал удобного момента и дождался. Я в его руках, и моя сумка-броня скорее всего тоже. Для него я тоже, как и для многих, ценное приобретение. Наверняка он догадался, что в моем лице столкнулся с чем-то необычным, чему нет разумного объяснения. С чем-то таким, что сделает его более сильным, более могущественным. Хороший подарочек для него в Новый год. Только этот майор наверняка не догадывается, какой я нынче опасный подарок. Смертельно опасный. Сейчас всем без исключения я бы рекомендовал держаться от меня подальше.