Трогали медаль, рассматривали.

— С такой штукой и комендантский час не страшен. Не снимай! — посоветовал кто-то.

Лицо Афсала было серьезно.

— Президент убит, — сказал он. — Он пытался бежать.

— Знаем, говорили… — Радж показал на телевизор. — Мы намерены действовать.

— Это увеличит зло.

— Ты не изменился… Мы хотим действовать. Но это не будет насилие. Мы станем как сиддхи — маленькими и большими, легкими и тяжелыми, мы силой мысли достигнем того, что желаем.

— Сиддхи не знали землю, — тихо сказал Афсал. — Они обитали в воздухе. Кто действует, тот лишается свободы. Так говорил Учитель. Я свободен, пока ничего не предпринимаю.

— А когда берешь старт? Когда финишируешь первым? — скептически улыбнулся Радж. — Придет время, ты будешь врачевать. И что — будешь бездействовать?

— Среди вод Наивысший утвердил землю, среди вод. Он из океана добыл напиток бессмертия. Бог врачевания Дханвантари тоже вышел из вод океана с чашей амриты в руках. Амрита — напиток бессмертия, амрита врачует… Я же всегда погружаю себя в воду, в этом все дело.

— Благословен путник, домой приплывший!

Это звонко произнесла Селина, неожиданно впорхнувшая в комнату. Она была в легком просторном платье — то ли большая бабочка, то ли неведомая легкая птица.

— И берег вздрагивал согласно рыданьям тем, что исторгала птица, на берегу тоскуя о любимом! — полупропела Селина и взмахнула руками.

Афсал первый раз улыбнулся.

— Какие мрачные рожи, фу! — заявила Селина. — Это Радж на всех тоску нагоняет? Афсал выплыл и приплыл! Да здравствует Афсал! — И она повернулась к Афсалу, стрельнув лукавым глазом: — Да здравствует Афсал?

Тот чопорно сложил ладони лодочкой, приветствуя и благодаря ее.

Радж поскреб пальцем в бороде:

— Хорошо, конечно, быть выше шести небес… Но миру Брахмы противостоят семь зон ада, ты помнишь, женщина? А там — свирепый дракон Шеша!

— Плевала я на дракона Шешу и на генерала Лима тоже! Вы сюда надолго, что ли?.. Афсал, твой дом уже не твой! Уйдем! Мы бездомные, одинокие, несчастные!

Гости было запротестовали, но Селина уже тащила Афсала на улицу.

Среди тележек, лотков и велосипедов стоял шикарный «кадиллак». Она села за руль, Афсал рядом.

…Машина медленно пробиралась по улицам. Некоторые перекрестки были перегорожены военными грузовиками.

— Коварная вонючая гиена, — говорила Селина. Он предал Мамуда. А президент ему доверял… Как же — Лим корчил из себя либерала! Кобра всегда останется коброй.

— У жизни много путей, у смерти всегда один, — мрачно произнес Афсал.

В салон машины влетел комар. Афсал осторожно взял его и выпустил на волю. Селина краем глаза проследила за ним и улыбнулась не без снисходительности.

Солдаты на перекрестке пристальными взглядами проводили их машину.

— Смотрят! — усмехнулась Селина. — Изменники! У президента оказалось сразу столько врагов, что непонятно, как он мог держаться. Целых два года.

— Половина законного срока.

— Отец закатил сегодня истерику. Мне его жалко… Ои ждал всего этого. И дождался.

Машина остановилась на пустынном участке дороги под сплетенными ветвями старых деревьев. За широкой полосой золотого песка шелестел прибой.

— Помнишь это место? — спросила Селина.

— Помню…

Они быстро скинули верхнюю одежду. Селина побежала по песку к воде, упала в воду и поплыла. Он быстро догнал ее. Она смотрела на него мокрыми счастливыми глазами.

— Здесь даже вода особая! — сказал Афсал, отфыркиваясь. — Подожди, я быстро!

Афсал нырнул в глубину.

Селина озабоченно вертела головой — где Афсал?

Он не появился, а вырвался, выпрыгнул из воды. В руках держал огромную раковину.

— Твоя! — провозгласил Афсал.

…На берег он вышел раньше неё и сел на песок. Селина мягко переступала полосу пены, приближалась.

— Лакшми! Богиня красоты и счастья! — прокричал Афсал. — Лакшми выходит из океана…

Она села рядом и прикоснулась к нему плечом.

— Я боюсь, — прошептала она. — Я боюсь за тебя, за нас с тобой… Это всё ужасно…

— А я боюсь тебя, — сказал Афсал, отодвигаясь. — Когда ты рядом, мне кажется, я сгораю…

— Бедненький, тебя в монастыре отучили быть самим собой. Ты боишься монахов? Учителя?

— Не надо! — остановил ее Афсал. — Я такой, какой есть.

— Но ты же любишь меня?!