Будет такой же, как коты? Свирепой? Чудовищем? Правой рукой Оката держал бритвенно-острый вакидзаси наготове — ждал пробуждения демона. Но если б ему удалось воскресить возлюбленную его Юрико, пусть даже демоном, неужто он бы этого не сделал? Все прошедшие годы, все тренировки по кэндо, рисование, графирование, медитации, прогулки по улицам без страха, в одиночку — разве не к этому они его подводили? Чтобы Юрико жила вновь? Или чтобы не жить без нее самому?

Когда горелая девушка дернулась, хрипло втянув в себя воздух, угольные чешуйки у нее на ребрах потрескались и засыпали собой желтый футон, а из глаз фехтовальщика закапала влага.

Ривера и Кавуто

Пес-труполов Марвин привел их в Винную страну. Там они нашли Фуфела и Лазаря — собак Императора: те охраняли мусорный контейнер в переулке за брошенным зданием. Марвин заскреб контейнер лапами — он пытался не отвлекаться, пока бостонский терьерчик нюхал его причинные, а золотистый ретривер рядом смущенно озирался, словно его это не казалось.

Ник Кавуто взялся за крышку, готовясь ее приподнять.

— Может, вызвать этого парнишку Вона, вдруг наши солнечные куртки готовы? А потом открывать?

— Сейчас день, — заметил Ривера. — Если даже там есть, э-э, твари, они не шевелятся. — Ривере по-прежнему трудно давалось произнесение слова «вампиры» вслух. — Марвин утверждает, что там тело, нужно проверить.

Кавуто пожал плечами, поднял крышку контейнера и мысленно весь сжался, ожидая волны гнилостной вони. Однако ее не последовало.

— Пусто.

Фуфел гавкнул. Марвин подскреб когтями по боку контейнера. Лазарь фыркнул, что на собачьем значило: «Ну тю, эй? Посмотри за железкой».

Ривера тоже заглянул внутрь. Пара битых винных бутылок и рисовая составляющая тако — больше в контейнере ничего не было, однако Марвин по-прежнему скреб сталь: такому сигналу его научили на тренировках по поиску трупов. Значит, тело есть.

— Может, дать Марвину галету, чтоб он перезагрузился и нацелился на что-нибудь другое? — предложил Ривера.

— Нет трупа — нет и галеты. Таково правило, — сказал Кавуто. — Нам всем по нему следует жить.

При упоминании галеты и Фуфел, и Марвин прекратили свои занятия, уселись и напустили на себя исполнительный и покорный вид, а на Риверу посмотрели так, что понятно было и без слов: «Я не только нуждаюсь в галете, но и глубоко ее заслужил». Раздраженный этими галетными блядями, Лазарь оставил коллег клянчить подачки, а сам зашел за контейнер и принялся рыть щель между ним и стеной. Затем попробовал сунуть туда нос.

Кавуто пожал плечами, вытащил из кармана пару облегающих рабочих перчаток и убрал цементные блоки из-под колес контейнера. Ривера наблюдал за ним в ужасе: до него дошло, что сейчас, вероятно, и он получит свою долю помойной пакости. А то — и его дорогой итальянский костюм.

— Мужайся, Ривера, — произнес Кавуто. — Пора заняться полицейской работой.

— Разве не надо наряд вызывать, чтоб они этим занимались? Мы ж детективы то есть?

Кавуто выпрямился и посмотрел на своего напарника.

— Ты действительно веришь кино, когда Джеймс Бонд убивает в рукопашном бою тридцать плохих парней, взрывает тайный притон, потом его самого поджигают, потом он сбегает через подводный тоннель — и у него смокинг даже не помнется, да?

— Такие просто с вешалки нигде не купишь, — ответил Ривера. — Это хайтековая ткань.

— Помоги лучше сдвинуть, а?

Едва контейнер оказался на середине переулка, три собаки устроили более-менее собачью свару и кучу-малу перед одним заколоченным окошком. Марвин, как положено дрессурой, исполнял шарк лапой: «Там труп, давай галету», — Фуфел тявкал так, словно объявлял о большой распродаже в «Гав-марте», на которой нужно продать все, а Лазарь предъявил граду и миру один долгий горестный вой.

— Вероятно, внутри, — сказал Кавуто.

— Думаешь? — уточнил Ривера.

Кавуто удалось зацепить пальцами фанеру вместе с рамой и вытащить их. Не успел он отложить конструкцию в сторону, как Фуфел сиганул через проем во тьму. Лазарь поцарапал лапой подоконник — и прыгнул следом за соратником. Марвин — пес-труполов — попятился, дважды рявкнул и помотал башкой. Переводилось это так: «Не, мне и так неплохо; вы, ребята, валите, только мне положенную галету выдайте. Я вас тут подожду… нет, ну вы поглядите только — эти яйца так и просят языка. Нет, правда — все хорошо, давайте без меня».

Нюх Марвина умел различать столько разных запахов, сколько человеческий глаз распознает оттенков — около шестнадцати миллионов разных. К несчастью, собачьи мозги его располагали гораздо более ограниченным вокабуляром, и называть все эти запахи по именам он не умел, поэтому унюханное обрабатывал вот в каких понятиях: дохлые коты, много, дохлые люди, много, дохлые крысы, много, каки и писи, много вкусов, свежих нет, старик, которому давно пора помыться, — и при этом даже не задумывался. А вот остановил его у окна запах, опознать который он не мог, и на него у Марвина не было уместной реакции — новый запах: дохлый, а не дохлый. Какой-то немертвый. Вот это было страшно, а лизание собственных яиц его успокаивало и позволяло отвлечься от галеты, которую ему задолжали.