Ромка, расставшись с «маман», так он частенько называл свою мамочку, отправился в аэропорт, где благополучно сел на рейс до столицы.

Развалившись в кресле самолета, он размышлял над тем, что ему предстояло сделать.

Ступив на московскую землю, Зотов первым делом купил себе эскимо. Было тепло, и облитое шоколадом сливочно-сахарное произведение стимулировало мозговую деятельность. Слухи о столичном мороженом, как выяснилось, ходят неспроста. Было вкусно.

Среднего износа «Икарус» подошел к Внуковскому аэропорту.

Людская толпа легко занесла Зотова внутрь и определила где-то в середине салона. Соотечественники толкались и куда-то лезли, но Зотов воспринимал это спокойно. Главное — выполнить поручение.

Три дня назад Мама вызвал его и спокойно сформулировал суть работы:

— Поедешь в Москву, найдешь мужика. — Он произнес это с такой интонацией, будто среди пятнадцати миллионов человек можно найти только одного, кто представлял бы мужской пол. — Он сидит на Арбате и рисует портреты. Зовут — Андрей Артемьевич. Лысый, старый черт с огромными серыми глазами и темными кругами под ними. Отдашь ему эту кассету с фотопленкой.

Ромка протянул руку.

— Но обращаться аккуратно! Все ясно?

— Арбат. Андрей Артемьевич. Старый. Лысый. Художник. С кругами… обращаться аккуратно, — повторил Зотов.

— Найдешь старика, скажешь: «Привет от Мамы». Отдашь кассету, отправишься в ВВЦ и отснимешь там весь импорт, наберешь проспектов, чтобы мы здесь были в курсе последних новинок. — Шеф выложил аппарат «Кодак» и десяток катушек пленки. — Там проявишь. Сюда привезешь негативы. Все ясно?

Зотов воспринимал работу посыльного весьма осторожно. Он понимал, что его подставляют и в случае задержания он снова отправится туда, откуда недавно приехал, но что делать?

Размышляя о сумме вознаграждения, маминский посланник вышел на Арбат.

Андрея Артемьевича он засек через пятнадцать минут.

Порывшись в кармане, он нащупал кассету и, сжав ее вспотевшей от волнения ладонью, подошел к старику, шустро рисовавшему портрет красивой молодой женщины.

— Андрей Артемьевич? — осведомился Зотов. — Вам привет от Мамы.

Старик повернулся к Ромке.

— Мои круги под глазами лучше всякого пароля, правда?

У художника действительно были серые глаза и огромные темные круги под ними.

Зотов достал кассету, отдал ее старику и пошел прочь. Старик не остановил его. Вот и отлично. Сделал дело — гуляй смело, и Зотов отправился в ВВЦ снимать мебель.

Фотоаппарат жужжал, почти беспрерывно отматывая кадр за кадром, когда же пришла пора вставлять последнюю пленку, Зотов, стоя перед итальянской кухней, выделанной из сибирского леса, обомлел: в руке у него была кассета, которую надо было отдать художнику. Он не мог понять, как такое могло случиться.

Он бросился к выходу, расталкивая посетителей выставки.

На Арбате старика не было. Прослонявшись до вечера, он с дрожью в коленках отправился в гостиницу.

Ночью не спалось. Он вспоминал Маму, его угрожающий голос и почти физически ощущал кару, которая не заставит себя ждать. Как же он так?

Дома он снял с кассет красивые коробочки, а пластмассовые матовые баночки, в которых находились чистые пленки, поместил в один карман сумки. Он был уверен, что ничего не напутает, а тут такое!

«Если я сегодня не найду старика, то домой не вернусь», — решил Зотов, натягивая джинсы.

Но ему повезло. Дед сидел на том же месте и зарабатывал себе на жизнь.

Ромка почти подбежал к нему.

— Извините, я перепутал. — Он протянул художнику кассету.

Тот спокойно забрал ее, не говоря в ответ ни слова, а Зотов пошел прочь, подумывая о том, как бы побыстрее оказаться в самолете.

Появившись на следующий день на работе в двенадцать, как и было условлено, Ромка пошел к шефу.

— Заходи, — пригласил Мамин и показал на стул. — Как съездил? — говорил он спокойно, по-деловому, но чуть более вежливо, чем обычно, и это настораживало.

— Без накладок не обошлось, — признался Ромка, — но вроде все успел.

Шеф кивал головой. Затем снял трубку телефона.

— Валя? Зайди ко мне… Да, работа есть.

Он отключился и предложил Зотову посмотреть кино. Вставив кассету в видеомагнитофон, директор вышел, велев Зотову никуда не уходить.