Шрифт:
Остаются в той же позе. Перед ними висит Портрет, и, когда они замечают его, выражение восторга сходит с их лиц, обе склоняются, бессильно уронив руки. Игра кончена, кончилось колдовство. Они стоят молча, угрюмо глядя вверх, — две жалкие старые девы в жалком старом доме.
Битой наблюдает за ними из глубины сцены. Потом, поняв, куда они смотрят, тоже поднимает глаза и впервые видит Портрет. Не отрывая от него взгляда, подходит к сестрам и становится позади, между ними.
Битой. Это он?
Кандида (с чувством).Да.
Битой. Когда ваш отец написал его?
Паула. С год назад.
Битой (молча вглядывается).Странная, очень странная картина.
Кандида. Ты знаешь, как он называет его?
Битой. Да.
Кандида. Retrato del artista сото Filipino.
Битой. Да, я знаю. «Портрет художника-филиппинца». Но почему, почему? Ландшафт не филиппинский… Что ваш отец хотел этим сказать? (Протягивает руку к портрету.)Юноша несет на спине старика… а за ними горящий город…
Паула. Старик — это отец.
Битой. Да, я узнаю лицо.
Кандида. И юноша — тоже наш отец, когда был молодым.
Битой (возбужденно).Ну конечно, конечно!
Паула. А горящий город…
Битой. А горящий город — Троя.
Паула. Так ты все знаешь.
Битой (улыбается).Да, знаю. Эней выносит своего отца, Анхиза, из Трои. А ваш отец изобразил себя и как Энея, и как Анхиза.
Кандида. Он нарисовал себя таким, какой он сейчас и каким был в прошлом.
Битой. Эффект, знаете, довольно устрашающий…
Кандида. А, и ты почувствовал?
Битой. У меня будто в глазах двоится.
Кандида. А мне иногда кажется, будто та фигура наверху — какое-то чудовище, человек о двух головах.
Битой. Да. «Это странное чудовище, художник…» Но как удачно ему удалось схватить эту ясную и чистую классическую простоту! Как текут линии, какие яркие цвета, какой простор, какая спокойная атмосфера! Прямо чувствуешь, как сияет солнце, как дует морской ветер! Глубина, свет, чистота, красота, изящество — и вдруг на переднем плане эти пугающие лица, загадочно улыбающиеся, словно отражения в зеркале… А позади, в отдалении — горящая Троя… Мой бог, да это великолепно! Это шедевр. (Умолкает. На его вдохновенное лицо набегает тревога.)Но почему ваш отец назвал его «Портрет художника-филиппинца»?
Паула. Что ж, в конце концов, это ведь его портрет.
Кандида. Собственно, даже двойной портрет.
Паула. А он ведь художник, и он — филиппинец.
Битой. Все так, но тогда к чему изображать себя Энеем? И почему на фоне Троянской войны?
Паула (пожимает плечами).Мы не знаем.
Кандида. Он нам не сказал.
Битой. А вы знаете, один заезжий француз написал восторженную статью об этой картине.
Кандида. О да, он был очень мил, этот француз. Сказал, что давний поклонник отца. И хорошо знал его работы — видел их в Мадриде и Барселоне. И он решил… (Умолкает.)
Битой вытаскивает блокнот и записывает ее слова. Кандида и Паула обмениваются взглядами.
Битой (выжидающе смотрит).Да? Он решил… что он решил?
Кандида (сухо продолжает).Он решил, что если когда-нибудь окажется на Филиппинах, то обязательно разыщет отца. И он приехал сюда, повидался с отцом, видел эту новую картину, а потом написал статью. Как я уже говорила, он очень милый человек, но теперь мы жалеем, что он вообще приезжал.
Битой (отрываясь от блокнота).Простите?
Кандида. Скажи-ка, Битой, ты газетный репортер?
Битой (после минутного колебания).Да. Да, я репортер.
Кандида (улыбается).Так вот почему ты решил навестить нас впервые за столько лет! (Все еще улыбаясь, отходит от него.)
Битой непонимающе смотрит ей вслед. Она подходит к столу и сбивает шоколад.