Совесть взбрыкнула слегка, но Герочка тут же с ней договорился. Объяснил, что казенные выплаты пойдут на благое дело. Дорога-то нужна! Сама Империя добралась бы до Сибири только лет этак через двадцать или тридцать.

— У вас в… Томске? Я правильно помню? Да, в Томске нынче же откроется отделение Государственного банка. Необходимые распоряжения я уже отдал. Для вашего прожекта будет открыта кредитная линия, коя будет восполняться за счет продажи облигаций в Европе. Так что стройте себе на здоровье. Оговоренная с вашим батюшкой доля станет переводиться на ваши счета. Для нового вашего банка так же все будет весьма и весьма благоприятно.

Я не мог сдержать улыбку. О таком подарке судьбы я и мечтать не мог. Появление в Томске отделения самого мощного в стране банка в одночасье решит проблему недостатка денег в губернии. Что просто обязано так подопнуть предприимчивость сибирских купцов, что только держись.

Штиглиц кончиками пальцев взбил белоснежные бакенбарды. И самодовольно добавил:

— И о визировании бумаг Государем не беспокойтесь.

— Вы уже выбрали подрядчика? — подхватил Гинцбург. — Могу порекомендовать нескольких добропорядочных господ.

— Наш Герман Густавович и сам справляется, — улыбаясь, и в это же время недовольно покачивая головой, пожаловался Асташев. — Я для его заводов с господином Обуховым сговариваюсь, а он уже генерала Чайковского в директора назначил.

— Что за Обухов?

— Так Павел Матвеевич Обухов. Он прежде горным начальником Златоустовских заводов был в чине генерал-майора. Потом на Неве завод основал, чтоб пушки для флота лить. А теперь-то в Морском ведомстве за долги. И на заводе его управляющим капитан-лейтенант Колокольцев поставлен, а по технической части полковник Мусселиус. Компаньон Обуховский, господин Путилов, от дел вовсе отошел. Так и Павел Матвеевич в стороны стал поглядывать…

— Кхе-кхе-кхе, — закашлял, засмеялся Гинцбург. — Отошел, говорите? Николай Иванович был недавно у меня… О кредите спрашивал. Казенный чугунолитейный завод, что в Северной гавани, хочет купить. Что ему ваш горный инженер…

— Кинул, — кивнул я сам себе. — Однозначно — кинул.

— Что вы сказали? — заинтересовался сидящий ближе всех Штиглиц.

— Обманул, говорю, — «перевел» я.

— Ну отчего же обманул? Все по совести. Каждый желает получить то, к чему стремится. Инженер Обухов все силы на литье пушек тратит, а Путилову богатства хочется. Как же им вместе-то на казенном кошту быть?

— И что, Иван Дмитриевич? Господин Обухов проявил желание поехать в Томск железо плавить?

— Не слишком, — признался Асташев. — Но обещался подумать…

— Только не нужно ему мешать, — пригладив бороду, самодовольно заметил Гинцбург. — Путилов сообщал, будто Обухов превосходнейший знаток. И чуть ли одержим мыслью устроительства завода наилучшим образом. Такие господа деньги только тратить умеют. А вот Николай Иванович совсем иначе устроен. Теперь я, пожалуй, дам ему средства на покупку.

— Итак, господа, — глянув на массивный «брегет», Штиглиц дал понять, что пора заканчивать заседание. — Надеюсь, мы пришли к соглашению. Бумаги у Государя и не должны встретить препятствий. Капиталы готовы. Господина Рейтерна, касательно выпуска облигаций, я посещу в ближайшее же время. Что же об управляющем нашей Сибирской дорогой, так наш Герман Густавович, не откажет взять на себя труд по отысканию стоящего человека. Мы же, в свою очередь, станем ему помогать…

Моего мнения никто не спрашивал. Я чувствовал себя бумажным корабликом, попавшим в бурный весенний ручей. И мне это совсем не нравилось. Привык уже думать, что Томская железная дорога — моя. Полностью. От идеи до воплощения. От черты на карте, до первого гудка паровоза. Столкнувшись с необходимостью участия в предприятии абсолютно беспринципных, готовых продать кому угодно что угодно, финансовых акул, испытывал какое-то разочарование. И еще — едва сдержал себя от порыва пойти вымыть руки, после их рукопожатий…

— Вы уже решили, Герман, на сколько акций дороги станете сами подписываться? — дождавшись, когда все, кроме них с сыном, откланяются и уйдут, поинтересовался старший Асташев.

— Конечно, — улыбнулся я, допив прежде кружку пива. — На миллион. Как барон говорил? Подписаться — не значит немедленно выложить деньги?!

— Это хитрый еврей сказал, — уточнил Вениамин и засмеялся. — И мне это тоже по нраву. Так ведь, отец?

— Ну, ежели так, да еще и не сразу, и мы на миллион, — закивал Иван Дмитриевич. — Еще и наш покровитель…

— Николай Николаевич, — вставил ротмистр.

— Великий Князь Николай Николаевич, изволили на сию же сумму интерес проявить.

И снова моя догадка подтвердилась. Так и знал, что их предприятия «крышует» кто-то из родни Императора.

— Михаил Константинович Сидоров, был у меня вчера, — зачем-то понизив голос, таинственно выговорил Асташев. — Хвалился, будто бы вы с ним на доклады в Вольном Обществе записаны.

— Точно так. Двадцать девятого числа, в Николаевском зале Городской думы.