С некоторых пор темнота не казалась ему уютной. В ней не было спасения от агорафобии, только самоослепление. Как будто не видеть орудие пытки означало избежать её… Кожа на руках потрескалась, потемнела и зудела. Точно так же зудело лицо. Твердолобый был уверен, что виной тому – рубиновый свет Компаса, холодный и всё равно обжигающий. Не чувствуя тепла, он обливался кровавым п'oтом.

Его опыт оказался бесполезным; он не испытывал прежде ничего подобного, хотя ему приходилось ломать твердь в окрестности действующего вулкана, а однажды, по молодости и по глупости, он предпринял почти самоубийственный спуск к Нижней Границе. Тогда нигредо едва не изжарился заживо и мог потерять жизнь, но сейчас он терял себя.

На какое-то кошмарное мгновение ему даже почудилось, что он переселился в ковыляющую куклу – вернее, в контейнер внутри её груди, где тоже был лабиринт, по коридорам которого перекатывался свинцовый шар, угрожая раздавить его. То было пристанище пойманных проводником душ, чьи опустевшие оболочки теперь тащились следом за новым хозяином… или к новому хозяину?

Потом наваждение прошло, но не совсем. Оставшаяся неопределенность разъедала внутренности, как слабая кислота. Это длилось слишком долго, но невозможно было сказать – сколько. Пару раз, забывшись, Твердолобый подносил к глазам мёртвые часы. Сквозь пелену, застилавшую мозг, пробивалось понимание того, что, убив свои часы, он убил само время.

Но коридор внезапно кончился, и вслед за куклой он вошёл в пустоту.

Поначалу Твердолобому показалось, что он очутился среди мертвецов. Никто из них не двигался. Никто не шевелился. Никто не дышал. Некоторые внешне напоминали пустотников, другие – нигредо. Третьи никого не напоминали, потому что раньше он не видел таких существ. Среди них были четвероногие, шестилапые, многорукие, существа на колесах и на гусеницах, гибриды рикш и экипажей, слепых пони и зрячих всадников. Были миниатюрные – не больше куклы, что привела его сюда, – и гигантские, лишь части которых нащупывал в темноте свет Компаса и взгляд Твердолобого. Лица были спокойны и безжизненны – у тех, что имели лица. Их недвижное и безмолвное присутствие нарушило самогипноз, в котором двигался нигредо, и он попытался понять, где находится.

Пустота имела форму спиральной раковины, и кривизна её стен постепенно увеличивалась. Прежде это означало бы, что рано или поздно он окажется в центре спирали, но после Церкви Говорящей Рыбы Твердолобый уже ни в чём не был уверен. Мертвечиной не пахло. На самом деле здесь не было мёртвых. И возможно, скоро не останется живых. Одни лишь создания Куклодела. Проводник вернулся к своим. Но было ли куда вернуться бродяге нигредо?

Спиральная пустота сужалась, превращаясь в подобие постоянно открытого коридора. Игрушки стояли так тесно, что за ними почти не было видно стен, а проход сделался таким узким, что Твердолобый поневоле задевал их. Для него, привыкшего к одиночеству, эти прикосновения были мучительны. Они вводили в заблуждение. Не пустота и не твердь. Не грязь. Даже не плоть. Жутковато реалистичное подобие плоти…

Чужое движение застало его врасплох. Два нигредо, стоявшие лицом к лицу по обе стороны коридора, схватили его за плечи в тот момент, когда он проходил между ними. Судя по внешности, это были ледоколы – высокие, массивные и, как с опозданием заметил Твердолобый, похожие на Карбона, словно единоутробные братья. Он оказался зажат почти намертво. Дергаться бесполезно. Руки блокированы. О пушках можно забыть.

Ледоколы обезоружили его быстрыми четкими движениями. Их лица ничего не выражали. Глаза смотрели (если смотрели) прямо перед собой. Забрав у него пистолеты и ножи и оставив ему Компас, они толкнули его вперёд.

Дальше. Иди дальше.

За это время кукла успела скрыться за поворотом, но заблудиться теперь было невозможно. Разве что… Твердолобый попытался уйти в твердь. Отодвинул от стены какого-то старика-пустотника и начал взлом.

Тщетно. Он не смог сделать ни полшага. Тупо уставился на стену, как на собственную надгробную плиту. Почувствовал, что значит оказаться запертым. И только потом узнал в пустотнике рикшу, которого оставил умирать в Могильном тупике. В отличие от других игрушек рикша улыбался ему из своей безжизненной неуязвимости. Правда, эта улыбка выглядела слегка натянутой.

Из-за поворота падал свет. Твердолобый сунул в карман Компас, сделавшийся бесполезным, и двинулся навстречу судьбе, какой бы та ни была.

Постепенно его взгляду открылось место, где заканчивалась (или начиналась – смотря откуда и куда идёшь) раковина пустоты. И опять странность: это место было необъяснимо огромным и здесь уже представлялись иллюзией пройденные витки опутавшей его спирали. Низкий свод напоминал изъеденную червями деревянную поверхность или некую карту.

Свет исходил от огромного существа, сидевшего за столом в глубине пустоты. Судя по всему, существо спало, положив голову на руки. Длинные спутанные волосы казались розовыми от сочившегося сквозь них багрового света, но это были седые и почти прозрачные волосы древнего старика.

Несмотря на умиротворенность и полную тишину, даже спящий Куклодел – Твердолобый решил больше не обманываться на сей счёт – внушал страх и тревогу, как и положено одному из хозяев тверди. И не меньший страх внушали предметы, рядами стоявшие в пещере, отчего последняя напоминала дешёвую ночлежку для пустотников где-нибудь в Лимбе. Однако, приблизившись, Твердолобый убедился, что всё обстоит гораздо хуже – по крайней мере, для него.

Колыбели.

Это были колыбели. Но не только. В некоторых из них лежали игрушки – далеко не младенцы. То ли незаконченные, то ли отслужившие свой век, то ли приготовленные к обновлению. Их нагота была предельной и отвратительной. Гибкие трубки и шланги торчали из отверстий тела и тянулись куда-то в темноту. Кое с кого была снята кожа. У одного существа – явного нигредо по формам и пропорциям – был вспорот живот, отсутствовали внутренности, а глазные яблоки были вынуты из глазниц и закреплены при помощи хитроумного приспособления на некотором расстоянии от лица. Твердолобый мог бы поклясться, что зрачки выпотрошенного нигредо следили за ним, пока он проходил мимо. Но больше ничто не шевельнулось.