Впереди показался узкий распадок, балка. Балка – это эрозия почв, эрозия – это жидкость. На дне может оказаться ручей или хотя бы – болотце. И впрямь, что-то металлически поблёскивало в ртутном сиянии неба. Остаток пути пилот проделал на четвереньках. Вода в ручье была тёмной и странно неподвижной. Как ни жаждал пилот погрузить в неё голову и пить, пить, пить, покуда из ушей не польётся, всё же он воздержался от порыва. Погрузил в ручей руку. Вода поддалась с трудом, напоминая скорее кисель. Пилот зачерпнул её ладонью, понюхал. С разочарованным стоном плюхнул желеообразный комок обратно. Это было что угодно, но не вода. И, судя по запаху, пить её можно было, имея метаболизм на основе углеводородов.

И снова зазвучали в голове ритмические строки, но на сей раз со строками возникло имя: «Гомер». Кое-что становилось понятным, хотя от этого не легче.

Пилот выбрался из балки и побрёл куда глаза глядят. Точнее, куда придётся. Он просто переставлял ноги, натыкался на стволы, падал. Упрямо поднимался и брёл снова. От усталости и жажды в ушах звенело. Мёртво молчавший лес вдруг ожил. Загомонил на разные голоса. Птичий пересвист, кваканье, звериный рык. Голоса звучали отовсюду. Всё громче и громче. Пилот заткнул уши, бросился бежать – откуда только силы взялись. Он хотел сейчас только одного – чтобы эти голоса заткнулись. Оглушённый ими, пилот не заметил, как очутился на каменистом гребне кратера, споткнулся и покатился вниз.

Он не сразу пришёл в себя. А когда всё-таки пришёл – изумился. И тому, что ещё жив, и тому, что голоса умолкли. Пилот лежал на спине, раскинув ноги и руки, бессмысленно глядя в сверкающую ртуть неба. Покой, граничащий с полным равнодушием ко всему на свете, включая собственную судьбу, овладел им. Пилот даже не шелохнулся, когда устилавшая дно небольшого кратера «стружка» взвизгнула под тяжестью чьих-то шагов. И только когда взвизги стали повторяться всё чаще и, по мере приближения неизвестного, становились всё громче, пилот перекатился на живот и приподнял голову.

Создание более всего напоминало шагающий механизм из воронёной стали с длинными и тонкими, словно ходули, конечностями. Между ними болтался на некоем подобии карданной подвески опрокинутый конус. Венчала конус «голова», похожая на птичью, с длинным гибким клювом. Второй пары конечностей не было. Движения «конуса» были неравномерны. Он будто ощупывал дорогу, прежде чем ступить. Клюв качался из стороны в сторону, а безглазая голова вертелась влево-вправо в неприятном несовпадении с амплитудой этого раскачивания.

Пилот замер. Казалось, если «конус» заметит его, произойдёт что-то непоправимое. Нет, не смерть. Нечто похуже смерти. «Конус» прошёл поодаль, перевалил через скалистый гребень и исчез.

Пилот поднялся. Он бы с радостью облился сейчас потом, вот только жидкости в организме осталось слишком мало. Вдруг пилота посетила на удивление ясная мысль. А что, если пойти вслед за конусом? Двигается тот не быстро, зато есть шанс, что рано или поздно приведёт куда-то, где может оказаться вода. И даже если воды там не окажется, всё равно следует пойти за этим созданием. И не важно, живое существо это, механизм или гибрид. В любом случае он получит бесценную информацию, обнаружив место обитания или дислокации «конусов».

О том, что эта информация может стать для него последней, пилот как-то не задумался. Как и не задумался он, почему поступил по-другому: вынул свой талисман, прошептал «аверс – за ним, реверс – в противоход». Выпало, что в противоход. Лес разразился торжествующим рёвом и гуканьем и сразу же смолк – то ли приветствуя выбор, то ли издеваясь над ним.

Вода. Мир схлопнулся в точку, сузился до одного короткого слова. Вода. Пить. Жажда. Пилот сидел, опершись спиной о податливый ствол кактусопальмы, и звенела опостылевшая тишина, а с мертвенно-ртутного неба всё так же низвергались потоки жара, выпаривая из тела остатки жизни. И некуда спрятаться, всё залито призрачным маревом, и даже стволы растений не отбрасывают спасительной тени.

Ещё полчаса, от силы час – и он уже не встанет. Так и останется здесь скорчившейся мумией на потеху странным существам и неведомым лесным… голосам? Звукам? Да не всё ли равно! Встань и иди! – так сказано было, и мёртвый встал и пошёл, если, конечно, верить древним сказкам.

А он ведь ещё даже не умер… ещё не умер.

У этого кратера противоположный гребень высок – вскарабкавшись, можно оглядеть дальний горизонт. Но – на пределе сил. А совсем недалеко, левее – разлом, или овраг, или как его… распадок. Туда дойти проще, но что это даст? Ещё один ручей со студнем вместо воды?

Пилот в который уже раз запустил пальцы в нагрудный карман. Сверкнул в лучах Ипсилона отчеканенный затёртый профиль: лысоватый человек с бородкой. «Вождь мирового пролетариата», надо же. Чего только не засунул ему в голову почивший в бозе искин «Витязя»: литература, музыка или вот – история. Только его, пилота, собственная история стремительно катится к закату, и вся мудрость Софии бессильна.

Монета взлетела, кувыркаясь: аверс – восхождение, реверс – распадок. Реверс. Он согнул ноги и медленно, чтобы не потерять сознание, выпрямился. У искусственного разума, возможно, были свои резоны. Возможно, он хотел, чтобы на необитаемой планете человеку было не так скучно и одиноко, оттого и загнал в его мозги культурный багаж последних тысячелетий. Кто поймёт резоны искусственного разума? Или вычислил, что это спасает от одичания. Одного не вычислил – воды.