Чепенко Евгения
Шрифт:
— Твою ж мать! — резко спрыгнула с дивана. Трубка, словно живая, среагировала на ее возмущение знакомой мелодией детского хора, виртуозно выводящего нетленное “we will rock you”. — Да, Сань?
— Проснулась?
— Только что.
Сын на том конце усмехнулся.
— Я на работе. Бутерброды в холодильнике. Там есть масло и яйца, пожарь себе. Кофе, знаю, хреновый, мам, но какой есть. С папкой я поговорил с утра, так что можешь не звони…
— Ё мое! Сын! Кто из нас двоих старше?! — возмутилась женщина. Сон как рукой сняло.
— Пока я, а там посмотрим.
— А подзатыльник?
— А дотянешься?
Нина засмеялась, услышала ответный смех в трубке.
— Ну тебя.
— Я тебя тоже люблю, мам.
— Язва.
— Бабушке мне позвонить?
— Не надо, я сама.
— Ладно, я побежал. Вернусь в десятом, может позже. Если что, звони, — положил трубку. Нина возмущенно фыркнула. Это уже как-то чересчур.
Поднялась, прошла в ванную. Теплый душ — самое оно сейчас. Понежиться, погреться и подумать. Нина не раз ловила себя на том, что растерянность или напротив злость проще всего снималась водой. Вода расслабляла, дарила спокойствие, помогала собраться с мыслями и решить проблемы. Конечно, с последним она намеревалась повременить, да и думать о проблемах не хотелось. Вместо этого Нина поразмышляла о новой кофеварке, о лице Игоря, с утра собирающегося на работу, о сыне. Больше всего о сыне и о том, какой он замечательный.
Налюбовавшись на свое отражение в маленьком зеркале и придя к выводу, что все еще ничего так, красивая, женщина покинула ванную. Готовить не хотелось, обошлась кофе и бутербродами. Снова взялась за телефон, набрала знакомый номер.
— Да?
— Ма-а-ам, — по-детски протянула Нина. — А я от Игоря вчера ушла.
Тишина.
— Ма-ам?
— Что “мам”? — спросила сурово пожилая женщина.
— А… — растерялась Нина.
— Вот тебе и “а”! Я тебе сколько раз говорила? Отчаялась уже! У Саньки?
— У него.
— Умница моя!
Женщина облегченно выдохнула.
— Ты меня напугала!
— Тебя напугаешь! Как же! Сиди в квартире. Мы сейчас с Андреевной к тебе приедем. Отмечать будем. Жди.
— Жду.
— Тебе коньяку или сразу водочки?
— А давай и того, и другого!
— Вот это мой ребенок! Все. Едем.
***
Санька припарковался возле дома, заглушил двигатель, взял с заднего сиденья рюкзак, пакет с продуктами, вышел из машины, задрал голову на свои окна. На кухне горит свет. Не спит еще. Хорошо. В магазине долго проторчал, соображал что купить, себе-то он особо не церемонился, а с мамкой иначе. Звонить не стал. Ей и так сейчас хреново, еще он с тупыми вопросами приставать начнет, в итоге обычные десять минут переросли в сорок. Ничего, если понадобится, сам приготовит. Парень вздохнул. На мозг накатила волна усталости. Тяжелый месяц предстоит.
— Я подобно собаке, — прошептал Санька. Прохожий мужчина на мгновение удивленно обернулся и вновь отправился своим путем.
Квартира встретила его устойчивым запахом спирта и нестройным воем трех пьянющих женских голосов. Парень кинул рюкзак с пакетом на пол и, не разуваясь, выглянул из-за косяка на кухню, поморщился от некатинового марева.
— Мир дАлеко далекО виден в окошках узких! Русские рубят русских! Русские рубят русских!
Сморщился. Это вот надо же. Три в хлам бабы на его уставшую голову.
— Внучек! — бабушка первая заметила Саньку и резво выскочила из-за стола. Парень стойко вытерпел поцелуи в лоб и щеки. — А мы вот тут гуляем.
— Я вижу, бабуль, — скептически проговорил он.
— Ой, не будь такой занудой. Как работа?
— Ребенок, прости, — обернулась на табурете с несчастным видом мать. — Они сами пришли.
— Здравствуй, Саш, — привстала с места бабушкина соседка и по совместительству лучшая подруга.
— Добрый вечер, Анна Андреевна.
— Не виноватая она, — передразнила бабушка знаменитый фильм, хмуро покосившись на дочь. — Давай разувайся, заходи, ужин давно стынет.
Понятно. Позвонить все же стоило. Парень пожал плечами, скинул кеды, взял пакет, выгрузил продукты в холодильник.
— Танюш, надо бы честь знать, детям спать пора.
— Ань… Ты… Эх, — махнула рукой бабушка. — Санёк!
— А? — откликнулся внук от тарелки с лагманом, в которую дорезал свежих овощей.
— Вызови дамам такси.
— Сейчас, — он бегом загнал в рот макаронину и выудил из кармана телефон. Радоваться отъезду бабушки, конечно, нехорошо, но… Но вытерпеть эту женщину, в свои семьдесят умудряющуюся проявлять небывалую активность двадцать четыре часа в сутки, было сложно в любом случае. Саша заранее пожалел таксиста, которого бабуля обязательно возьмется чему-нибудь научить.
Машина простояла внизу больше двадцати минут в ожидании своих пассажирок. Внук под руки проводил обеих женщин до серебристой девятки, усадил по очереди назад, назвал таксисту адрес, попытался вручить деньги, увернулся от затрещины, обиженно фыркнул и отказался от идеи быть обходительным. С тихим скрипом шин, автомобиль отъехал, Саша проводил ее усталым взглядом и отправился домой, прыгая через две ступени сразу. Пользоваться лифтом не стал, восполнив утреннюю нагрузку.
Мать сидела на кухне, болтая ногой, и философски раскуривала очередную сигарету. Парень прошел, открыл окно, забрал из тонких пальцев вредный предмет.