Шрифт:
– О чем хоть говорит-то? Вдруг что-то ценное?
– Да пока ничего такого особенного, в основном на меня ругается и обижается.
– На тебя-то за что?
– За то, что я Его не слушаю и иду против Его воли. Говорил не есть – я не послушалась. Теперь стал требовать, чтобы я прекратила пить лекарства и ходить к вам на прием – а я снова не послушалась. Он очень обижается и иногда ТАК может приложить словом – я и не подозревала, что Он умеет.
– Ну, учитывая Его опыт общения с народными массами, я не сильно удивляюсь. Удивляет другое – что Он до сих пор не взялся за какую-нибудь мухобойку с целью воспитательного гомицида. Еще удивляет, что ты Его не слушаешься. Стойкая ты девушка, как я погляжу. Другая уже давно послушалась бы и бросила пить лекарства.
– Э, нет! Пусть говорит себе, что хочет, но лекарства мне нужны. Если бы не лекарства, особенно галоперидол, то весь мир бы разорвался на части, как Бог и обещал.
– Хм. Неожиданное свойство обнаружилось у галоперидола. Хотя он довольно разносторонний и сильный препарат: связи с космосом и всякие вредоносные лучи рубит на корню, от порчи и соседского шепота охраняет почище амулета, на инопланетян и местную нечисть – так вообще словно дуст действует. А тут еще и мироукрепляющее действие. Может, добавлять его в систему водозабора перед очередным апокалипсисом? Когда у нас там по расписанию, Бог тебе ничего на этот счет не сообщал?
– Нет, Он занят спором со мной.
– Меня настораживает вот что: отчего галоперидолу не удается заставить Его замолчать?
– Доктор! – Изумленный взгляд в мою сторону. – Да вы еретик еще покруче меня! Это же Бог! А вы Его галоперидолом! Я ж вам объясняю: галоперидол – это чтоб мир не разрывался. А на Бога галоперидол не действует. Да мне Он не сильно-то и мешает, просто немного настроение портит своими наездами. Я ж, собственно, за антидепрессантами пришла. Ну, и галоперидол, куда же без него…
Приходил на прием давнишний пациент. У него эпилепсия сочетается со слабоумием. Эпилептические приступы бывают по пять-семь раз за день. Заявил, что инвалидность ему надоела, и он готов работать. Причем не абы кем, а заправщиком на АЗС. Долго убеждал товарища, что есть и более гуманные способы избавиться от ненавистной заправки, так что пусть не спешит прощаться с инвалидностью, а если так уж хочет поработать – пожалуйста, пусть для начала попробует свои силы в лечебно-трудовых мастерских.
Жена и собака как залог психического здоровья
Не устаю повторять, что для некоторых людей избыток свободного времени – это зло. Особенно при недостатке способности психики употребить оный для чего-то конструктивного – выразить себя в творчестве – написать поэму, например. На худой конец, сойдет и матерная частушка. А уж если добавить сюда еще и элемент сенсорной депривации [85] (помните опыты с добровольцами в полной тишине и темноте?), да учесть, что в анамнезе уже имели место парочка психозов с бредом и галлюцинациями – новое обострение будет только вопросом времени.
85
Сенсорная депривация – продолжительное, более или менее полное лишение человека сенсорных впечатлений, осуществляемое обычно с экспериментальными целями.
Дмитрий (назовем его так) волею судеб оказался один в огромном загородном доме. Причем не на день и не на два. Родители умерли, с семьей все как-то не складывалось, к домашним животным особого пиетета никогда не испытывал, друзья – да сроду их не было, с чего бы им вдруг появиться? Могли бы, как это нередко бывает, нарисоваться привлеченные перспективой халявы собутыльники, но и тут засада: спиртного Дима на дух не переносит. Летом еще можно было устроить себе моцион, порыбачить, благо река в паре-тройке часов ходьбы, но вступившая в права осень перекрыла и эту отдушину.
А дом из бывшей мечты превратился в ловушку. Молчаливую и жутковатую, несмотря на ярко горящий свет, вплоть до последнего закутка в подвале и на чердаке. А еще он стал издавать звуки. Возможно, летом, когда окна открыты и слышна улица, с ее машинами, собаками и музыкой из соседних дворов, дом просто терпеливо ждал, но теперь он почувствовал, что хозяин готов УСЛЫШАТЬ – и стал рассказывать. Под порывы осеннего ветра, под дробь редких для этой осени дождей он повел свое тихое повествование. Там скрипнет половица, тут вздохнет что-то в вентиляционной трубе, зашуршит в углу – и снова пауза, снова звенящая тишина, только невесть откуда взявшаяся бабочка бьется о плафон люстры.
Сон первым заявил хозяину, что нормально в такой обстановке существовать не может, извинился и распрощался. Зато пришла тревога. И смутное ощущение, что вскоре что-то произойдет – потому что не бывает просто так ни бесконечных бессонных ночей, ни сосущей пустоты – все обязательно к чему-то. Нет, что вы, к чему-то хорошему и сказочному оно только в детстве бывает! А в один из вечеров ожидание закончилось, да так резко, словно лопнула натянутая струна. И притаившийся на втором этаже Дмитрий понял: он больше не один. У него гости. Внизу. Негромко переговариваются, но не настолько негромко, чтобы он не мог услышать.