— И такая необходимость возникла? — с мягкой улыбкой спросил он. — В таком случае — чем могу служить?

— Я хочу, чтобы вы приняли участие в судебном разбирательстве одного убийства. Речь идет о деле Хиндса.

Он откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на меня.

— Хиндс обвинен в одном из самых хладнокровных и жестоких преступлений, о которых я слышал за двадцать лет моей адвокатской практики, — спокойно произнес он.

Я подумал, что эта тихая комната — самое подходящее место для установки звукозаписывающей аппаратуры. А неоновые лампы — идеальное освещение для съемки скрытой камерой.

— Если вы возьметесь за дело Хиндса, я готов оценить ваши услуги в пятьдесят тысяч долларов, не считая аванса, — сказал я.

Фаллер опустил голову и задумался. Судя по унылому выражению его лица, он не воспринял мое предложение всерьез и сейчас пытался решить, как избавиться от посетителя, не обидев меня. Сумма была несуразной — даже для такого серьезного дела.

В своем дешевом, мешковатом костюме я не производил впечатления человека, способного выложить адвокату пятьдесят тысяч долларов.

Я взглянул на отполированную поверхность стола, и наши глаза встретились, точно в зеркале. Вероятно, это была одна из его уловок — незаметно наблюдать за людьми, рассматривая их отражения. Определенно, манеры Фаллера оставляли желать лучшего.

— Я не совсем вас понял. Вы имеете в виду выступление в суде? — чтобы выиграть время, спросил он. — Но у нас есть множество других адвокатов.

С этими словами он потянулся к звонку.

Я вынул пачку денег из кармана пиджака и молча положил перед ним.

Он убрал руку со звонка. Затем попытался втянуть меня в разговор — чтобы выяснить, с кем имеет дело.

— Доктор Кори, вы не могли бы сказать, какими мотивами вы руководствуетесь? — спросил он.

— Предположим, выступаю борцом против института смертной казни, — ответил я.

Он кивнул. Такое объяснение его устраивало. Мало ли в мире филантропов, не жалеющих денег ради удовлетворения своих причуд?

— Ага. Вам нужен прецедент, не так ли? В таком случае, мы могли бы спасти Хиндса от виселицы, а потом добиться его освобождения под залог.

— Вы меня не поняли, — улыбнулся я. — Мне нужно, чтобы Хиндса признали невиновным. В суде, большинством голосов. Словом, в законном порядке.

— Сначала вы сказали, что желаете только лишь спасти его жизнь, — насупился Фаллер.

— Послушайте, я пришел не для того, чтобы вступать в дискуссии! — вспылил я.

У меня не было другого выхода. Я знал, что мозг желает немедленного освобождения Хиндса.

— Но вина этого человека не вызывает абсолютно никаких сомнений! — запальчиво воскликнул Фаллер. — А я никогда не берусь за безнадежные дела.

Я встал, собираясь уйти.

Фаллер затараторил:

— По крайней мере, дайте мне несколько дней, чтобы как следует изучить его дело. Может быть, мне все-таки удастся найти какой-нибудь выход. Но предупреждаю — если этот случай и впрямь безнадежен, я буду вынужден отказаться от него.

— Уверен, вы найдете выход. — сказал я.

Он проводил меня до двери.

— Могу я попросить вас выплатить часть вознаграждения в виде задатка?

— Разумеется, — ответил я. — Позвоните завтра утром в «Рузвельт-отель», и я выпишу вам чек.

Я вышел в приемную.

— Вы получите разрешение на мое свидание с Хиндсом? — спросил я напоследок.

— Нет проблем! Вероятно, он ваш родственник? — вежливо поинтересовался Фаллер.

— Нет, — ответил я.

Фаллер не удивился.

— Стало быть, близкий друг?

— Сказать по правде, — усмехнулся я, — Хиндса я и в глаза не видел. А впервые услышал его имя — несколько дней назад.

На этот раз Фаллер онемел от изумления.

8 декабря

Сегодня Стернли поехал в Рено — чтобы повидать мисс Джеральдину Хиндс. Я сказал ему, что перед смертью Донован велел мне заботиться об этой женщине, а также о другом Хиндсе, водопроводчике из Сиэтла.

Стернли становится невыносим. Ему невдомек, как это мне удается писать почерком Донована и снимать деньги со счета, принадлежащего другому. А чем объяснить мою трогательную заботу о людях, которых я не видел никогда в жизни?

По-моему, он был бы рад сбежать от меня.