Через несколько минут, гаубичным налетом, позиции русской батареи были разнесены и перепаханы немцами подчистую. Далее удар был перенесен на глубину всего батальона. Два десятка штурмовиков смерчем ворвались во вторую траншею на помощь товарищам. Исход боя был предрешен.

Мельцер, а с ним рядом Ридель отсиживались в воронке. Командир отсюда руководил боем. Он не стал лишний раз подставляться под пули. Очень велика была ответственность за выполнение задания. Просто он был убежден, что траншея будет очищена от русских Иванов и без него. Бой вскоре стал затихать, продолжавшийся не более тридцати минут.

Оберлёйтнант достал ракетницу, хрустнул курком и, вскинул ее над головой. Раздался щелчок. Две зеленые ракеты поочередно одна за другой гроздьями порхнули в предрассветное небо и красиво распустились в высоте над Днепром…

Устрашающе грозно двигалась колонна из пяти танков, от немецких позиций.

Свежеокрашенные и с огромными надписями на башнях 'За Родину' и со звездами, они как летучие голландцы проплывали мимо покоренного стрелкового батальона в утренних сумерках. Замыкал колонну танк очень похожий на Т-34, но был гораздо больше, с длинноствольной пушкой и выглядел более помпезно. На нем издевательски красовалась надпись, выведенная немцами готическим шрифтом 'За Сталина'…

Капитан Новосельцев очнулся. Контузия немного отступила. Она не могла не отступить. Где-то глубоко, глубоко вначале на подсознательном уровне сгустками нейронов был воспринят еле, еле слышный, но с каждой секундой все более нараставший, более отчетливый сигнал. Сигнал разрастался, становился еще ближе и вдруг осязаемо превратился в тяжелый и до боли знакомый, радостный рев дизелей и лязганий гусениц. Каждый пехотинец, услышав эти звуки, а они отличались от шума карбюраторных моторов 'Майбах', наполнялся чувством гордости и любви за наши бронированные боевые машины. 'Это спасение',- мелькнула в голове комбата первая устойчивая мысль.

Комбат зашевелился, с усилием стряхнул с себя, комья земли, завалившие его взрывом и, медленно, с трудом, опираясь о стенку воронки, приподнялся.

Здесь его стон услышали немцы. Мельцер и Ридель застыли от неожиданности, никак не предполагая, что в развороченной фугасом огромной яме будет враг. От Риделя неприятно запахло. Первым опомнился офицер. Он резко повернулся на шум и сразу отпрянул назад, клацнув затвором автомата.

Новосельцев, тоже увидел их, но, не соображая до конца, что происходит, пошатываясь, и контужено улыбаясь, механически и отрешенно выпалил на немецком языке первую заученную когда-то в школе фразу: — Guten Tag, Kameraden!

Немцы дернулись, как ужаленные змеей, услышав в утренней предрассветной полутьме приветствие грязного, окровавленного русского зомби, неожиданно выросшего из земли и на секунду, растерявшись, не расстреляли его в упор.

Новосельцев не мог сопротивляться. Он был обессилен и обескровлен глубокой контузией и полученным осколочным ранением. Из распоротого рукава шинели, густо пропитав его, сочилась и медленно стекала кровь.

— Хальт! Хэн де Хох! — грозным окриком Мельцер привел в чувство скорее не русского, а себя и Риделя. — Ридель! — толкнул он далее стволом автомата подчиненного. — Обыщи эту русскую свинью, пока она в штаны не наложила. И не стой как на поминках своей тещи! — увидев, что тот вновь улыбается, от того, что остался жив.

Корректировщик понял, что опасность миновала, оскалившись, подскочил к капитану Новосельцеву и с размаху ударил того в челюсть.

— Ох! — вырвалось из груди капитана, и он завалился на скат воронки. Но тут, же стал подниматься, нечленораздельно хрипя, хватаясь за кобуру, но вновь был свален коротким кованым сапогом Риделя. — Это у вас лежачего не бьют, а у нас в Рейхе таких дохлых собак добивают! — с садистской радостью выдавил немец. Его переполняло чувство превосходства над пленным русским. Он был доволен самим собой, что может вот так просто поиздеваться безнаказанно над русским Иваном. Ридель боялся войны, он панически боялся смерти, а поэтому и ненавидел русских, он хотел остаться живым. Но он знал, что его убьют и убьют притом скоро. Он чувствовал это. А он так мечтал вернуться с победой в родной город Мюнстер к своей маме, чтобы покататься вдвоем на велосипедах по старинным улочкам, как они делали это раньше до войны.

Страх перед русскими делал его жестоким и циничным к беззащитным военнопленным. Несмотря что Новосельцев был еле живой, пальцы Риделя дрожали, кода он вытаскивал пистолет 'ТТ' и личные документы капитана. За дрожь, за трусость он себя ненавидел в эту минуту. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо, — орал он, нанося тому удары ногой.

— Хватит Ридель! Хватит! — подскочил к Риделю Мельцер и оттолкнул в сторону, остановив бойню. Он был удивлен агрессивностью трусливого артиллериста. 'Что происходит с ним? Еще убьет ценного языка', - подумалось разведчику. — Быстрее вытаскивайте русского из этой вонючей ямы, — приказал он набежавшим гренадерам и сам вскарабкался наверх с документами Новосельцева.

В этот момент к ним подъехали танки.

Оберлёйтнант Мельцер вытянулся и помахал рукой, приветствуя командира батальона. Первый танк Т-34 остановился, не выключая двигатель. Из командирской башенки показался Франц Ольбрихт в русском шлеме и черном комбинезоне. В последний момент он перешел в первый танк, а обер-фельдвебеля Альтмана пересадил в 'Пантеру'. 'Альтман не справится с заданием. Альтман баварец, он не понимает русских'.

— Что у вас Мельцер? — под грохот дизеля прокричал он подчиненному. — Одну минуту даю на доклад.