Как яйцо — упало из холодильника на плиточный пол, и все.

Нет, в Чимлинге она не поедет. Это бессмысленно. Все произошло так быстро, что причины исчезновения Хенрика надо искать в его жизни до этого злополучного стопятилетия. Когда все еще были вместе, никто не исчезал… а если все взаимосвязано, если есть в бытии хоть какие-то причинно-следственные отношения, то семена страшных событий должны быть посеяны раньше… может быть, в первый день, когда они только приехали. А может быть, и во второй — Роберта уже не было, но Хенрик-то, Хенрик был с ней! Что-то такое было в воздухе, она должна найти это что-то и понять, она должна любой ценой вычислить, какие мысли, какие тайные мотивы витали в доме в те декабрьские дни. Для внимательного наблюдателя — вполне посильная задача.

Так ли это? Может быть, Хенрик куда-то собирался заранее, еще когда они ехали в машине из Сундсваля? А Роберт? Был ли у него какой-нибудь план? И какая связь? И кто эта подружка Хенрика Йенни, которую полиция так и не нашла? Или ее вообще не существует… значит, Хенрик ее просто-напросто выдумал? Зачем? Значит, он что-то скрывал от матери, значит, в его жизни были обстоятельства, о которых она ничего не знала. Что у него было в Упсале?

Все те же вопросы, все то же бесплодное блуждание кругами… просто удивительно, как быстро вышли из строя синапсы в ее мозгу; наверное, так люди себя чувствуют, когда приближается конец. Именно так — тщетные вопросы без ответов. Мозг кипит, остается яичная скорлупа на полу… но при чем здесь я? Речь не обо мне! — она неожиданно для себя выкрикнула эти слова. Речь не обо мне! Речь о Хенрике… это он кричит в ее чреве, расчлененный на куски, это он висит на ее ключице в белозеленых пакетах… хватит! Надо собраться. О чем я только что думала?

Эбба вновь поглядела в окно. Заросший газон, сломанные солнечные часы — прежний владелец дома, господин Стефанссон, очень ими гордился… темные деревья… приближается осень.

Господи, о чем же я думала минуту назад? Были же какие-то мысли, какие-то надежды… что это было?

Взять все в свои руки. Вот что. Восстановить по крупицам тот вечер, все, что было до исчезновения. Действовать, действовать, действовать.

Она встала и пошла в кухню. Телефон звонит уже давно, неважно.

Кристина. В первую очередь поговорить с сестрой. Она сидела там с Робертом и Хенриком в первый вечер. Может, она что-нибудь заметила… нет, если бы заметила, давно бы рассказала полиции. Но могли же быть какие-то вещи… нет, не вещи — какие-то симптомы… знаки. Знаки, на которые она не обратила внимания, знаки, которые не сумел истолковать этот неглупый, а может быть, просто молчаливый полицейский… и неудивительно, есть знаки, которые ни один полицейский не поймет. Их может истолковать только мать. Слово, жест, гримаса… что-то между Робертом и Хенриком… переглянулись? Но что-то, что-то должно же выплыть, не может быть, чтобы ничего не было, что-то наверняка есть, а я это что-то упустила… а если выплывет, то где же и выплыть, как не в разговоре двух сестер… мы же сестры, у нас обеих большое горе… Выплывет, выплывет. Наверняка выплывет.

Все очень просто. Надо поговорить с сестрой. С чего-то надо начинать, а более естественного начала и не придумаешь.

Естественность и простота… вот чего не было между ней и Кристиной, того не было: естественности и простоты. На этот раз все будет по-иному.

Через двадцать минут билет на поезд и три ночи в отеле в Стокгольме были заказаны. Поезд уходит через три часа; ясно, что, если бы она попросилась к Кристине и Якобу переночевать, они бы ей не отказали. Но она этого не хотела.

Сближение надо начинать медленно и осторожно, решила Эбба. Слишком велико между ними расстояние. Так было с детства. Надо это расстояние преодолеть, но не рывком. Должна быть золотая середина. Не слишком бурно. Тактично и осторожно. Осторожно и тактично. Осторожность — не порок, а добродетель. Не стоит и предупреждать их о своем приезде — позвоню завтра утром из отеля. Не надо давать Кристине возможности подготовиться, придумать формулировки, спланировать разговор. Ни в коем случае. Разговор должен быть как можно более спонтанным.

Наконец-то, с облегчением подумала Эбба Германссон Грундт, вставая под душ. Наконец хоть что-то.

Внутренний голос нашептывал, что ничего хорошего из этой поездки не выйдет. Ты никогда не умела разговаривать с сестрой, вы были как вода и масло… но Эбба решила не обращать на внутренний голос внимания. Никакие голоса не важны, ни внутренние, ни внешние. Важно то, что она начинает действовать.

Конечно, вода и масло… но ведь они сестры! Когда ж и проявиться сестринской близости, если не в трудную минуту.

Она быстро собрала чемодан и написала записку Лейфу и Кристоферу.

Ни слова о цели поездки — все равно не поймут. Просто: уехала в Стокгольм повидаться с сестрой.

Когда она вышла из дому, полил давно собиравшийся дождь. Она заказала такси. У нее возникло чувство, что она никогда сюда не вернется.

Уехала в Стокгольм повидаться с сестрой.

Через час после разговора с Эббой Германссон Грундт инспектор Гуннар Барбаротти спустился в полицейский кафетерий, чтобы выпить две чашки черного кофе и поразмышлять о жизни.