Итак, с самого юного возраста Туллиус был заворожен этими правдоподобными рассказами, и, возвращаясь в замок и глядя на Перитоун в надежде увидеть там исполинского старца, он спрашивал у матери, правду ли говорили дряхлые влюбленные, а госпожа Беренгельд с серьезным видом отвечала:

— Туллиус, я видела Столетнего Старца, это ему я обязана жизнью; если бы не его познания — и ты, и я погибли бы, когда я производила тебя на свет. Когда-нибудь ты увидишь его, Туллиус, ибо он тебя любит.

— Но, мамочка, — спрашивал ребенок, — ему действительно триста лет?

— Не знаю, Туллиус; могу только сказать тебе, что я видела старца, описанного старой Маргаритой.

— И я похож на него!..

Чтобы избежать ответа, графиня обнимала сына и принималась целовать его. Но неутоленное любопытство быстро заставляло его вновь возвращаться к Лаградне, чтобы еще раз выслушать пересказ историй Бютмеля и его жены.

В двенадцать лет Туллиус бредил греками и римлянами; бродя по горам, он нарекал их именами прославившихся в истории мест. Он приходил в восторг при виде Перитоуна, названного им Капитолием; он восхищался Фермопилами, иначе отрогом Сюньом, а долина Валлинара становилась попеременно то равниной Херонеи [14] и Орхомена [15] , то Марсовым полем или Форумом.

В пятнадцать лет он постиг секрет устройства общества; он понял, что те, кто поставлены управлять людьми, берут пример с возниц: надевают узду на своих подданных и, изучив их пристрастия, льстят их самолюбию и потакают их страстям. Он увидел, что мир четко делится на два противоположных класса: сильных и слабых, и убедился, что ради собственного счастья, а также, чтобы сделать счастливыми других, человек обязан стать одним из тех, кому принадлежит власть.

В шестнадцать лет он грезил о славе, сражениях и прочих героических деяниях. Его влекли власть, подвиги и победы; громогласный звук трубы, пробудившей Фемистокла, призывно гудел него в ушах.

С этого времени мы начинаем наш подробный рассказ о Туллиусе, мельком упомянув о том, что он любил охотиться в горах, совершать далекие прогулки и постоянно придумывал всяческие проказы. Что бы он ни делал, все поражало своей неповторимостью и свидетельствовало об образе мыслей, недоступном ребенку, если только тот не отмечен тяжкой печатью гения.

Наступил 1797 год. Последствия революции никак не сказались ни на замке, ни на деревне Беренгельд: уединенное местоположение спасло их от губительных последствий тогдашней системы правления. Беренгельд же был еще слишком юн, чтобы стать объектом чьей-либо зависти или ненависти.

К тому же народный представитель и начальник департамента, в состав которого входила деревня Беренгельд, были бывшими монахами, друзьями отца Люнаде, и он состоял с ними в тайной переписке касательно Общества Иисуса (сношения, считавшиеся прежде преступными, отчего есть все основания полагать, что призрак Столетнего Старца во время небезызвестной ночной беседы легко сумел заставить почтенного духовника дать обет молчания); таким образом опекун Беренгельда отец Люнаде оберегал своего воспитанника и его мать от всяческих посягательств.

Пришло время вспомнить о королевском лесничем и его молодой красивой жене. Этому лесничему по имени Верино отец Люнаде поручил управлять всем имуществом семейства Беренгельдов. После смерти графа отец Люнаде и графиня Беренгельд были не в состоянии распоряжаться огромнейшими владениями. Начав вести это громадное хозяйство, Верино оказался в своей стихии; природа создала его честным человеком и прирожденным администратором. В ту эпоху любой гражданин мог достичь вершин власти; Верино с самого начала поддержал революцию и, участвуя в ней, сумел сохранить свою порядочность, не совершил ни одного варварского поступка и всегда действовал исключительно убеждением, чем и снискал заслуженное уважение сограждан.

Часть денег Беренгельдов хранилась у парижских банкиров. Верино сумел обратить их в золото и, предвидя грядущие невзгоды, разумно отослал это золото в замок, где его тщательно спрятали. Беренгельдам также принадлежало множество поместий, расположенных в различных департаментах. Энергичный Верино побывал всюду; его близость к партии победителей, члены которой сменяли друг друга в механизме управления республикой, делала его неуязвимым. Наконец, честный Верино сообщил графине Беренгельд, что лишние замки лучше бы снести, и приказ о разрушении должен отдать ее сын, гражданин Беренгельд. Подобный поступок не уменьшит ее доходов, а, напротив, даст значительную сумму наличных денег, и — что еще более ценно — позволит получить своего рода охранный лист, подтверждающий их лояльность по отношению к существующей общественной системе. Также Верино известил графиню, что юному Беренгельду предстоит отправиться в армию простым солдатом.

Ловкие и умелые маневры Верино отразили все удары, и дом Беренгельдов совершенно не пострадал от революционных бурь.

Однажды в отсутствие Верино пришел приказ арестовать госпожу Беренгельд и ее сына как аристократов; но невидимая сила отправила подписавшего этот приказ на эшафот.

Верино получал весьма полезные сведения от некоего незнакомого ему человека. С их помощью мудрый управляющий приумножал капиталы семейства и свои собственные, совершая операции, подсказанные анонимными письмами, автор которых всегда оказывался прав.